Нащупал край стола, чуть отошедшее сукно, баррикады медкарт — вот это уже знакомый ландшафт. Значит, если отступить чуть назад, да не свалить при этом непонятный аппарат из десятка пробирок и трубок, даже в темноте зловеще мерцающий, можно упереться как раз в искомый шкафчик-картотеку.
— Второй сверху, третий слева, — повторил Ян вслух.
Картотека, в конце концов, оказалась прямо под руками. Дворжак опустился перед ней на колени, как перед идолом, стал нащупывать заветный ящик. Зацепил за железную, тоненькую ручку в форме морской раковины, выдвинул и отшатнулся.
— Точно не перепутаешь, — ответил он пришедшим на ум словам Яски.
Воняло мерзко, куда хуже, чем даже могло пахнуть в покойницкой, куда его де ля Роса не пустил. Бром, уж до небес так до небес! Значит, и те пилюли тоже должны быть где-то рядом. Ян приподнялся, навис над ящичком, по одному вынимая бутылки с бромистым натром, и составляя их на пол рядом с собой так, чтобы не дай бог не разлились. Их, к слову, оказалось всего-то три. Что такое три бутылки на целую академию?
И тут стал свет.
Ян как ослеп, не успев зажмуриться, потому что керосинка вспыхнула совсем рядом. Он тер глаза, пытаясь вернуть на миг утраченное зрение и медленно, очень медленно клял себя за то, что не послушался предчувствий. Вот теперь точно вор, и пойманный, как и виделось, на самом месте преступления. Да еще с чем!
— Бессонница мучает?
Идиот — не то еще слово. Более точное есть в чешском, Ян его выговорил, а потом только повернулся к доктору, который из своих катакомб выскочил, что черт из коробочки. Хитрость пасовала перед усталостью, и Дворжак не мог ничего лучше придумать, как согласиться. Хотя шансов теперь уже меньше, чем ничего.
— Угу, — выдавил он и принялся неловко пихать бутылочки на место.
Только как это сделаешь, если не можешь отвести взгляда от лица, перекошенного то ли подозрительностью, то ли странными отсветами лампы. Сорьонен казался жутким, и Ян вдруг понял, что по-настоящему боится.
— Тогда позволь дать тебе совет, — доктор поднялся из-за стола, на котором, скорее всего, спал, пока не пришел Ян и не пнул железный таз. — Хороший сон бывает у тех, кто на ночь не творит ничего противоестественного.
На последнем слове акцента не было. Доктор вообще говорил очень равномерно, со странным этим финским выговором, вроде и не коверкая слова, но как-то их выхолаживая. Ян сжал челюсти, тряхнул головой, прогоняя иллюзию. Бояться Сорьонена — это уже чересчур. Он бы еще повара испугался, раз неймется.
Доктор над ним теперь нависал, как виселица, чуть сгорбленный, глаз не видно — очки отражают только свет лампы; в мятом белом халате, доходящем едва до колен. Ян тоже встал, и понял — да они с Сорьоненом одного роста. Если дойдет до драки, Дворжак, наверное, окажется и покрепче. Если дойдет. До драки.
Драться с доктором, еще не легче. Ян усмехнулся и сразу почувствовал себя лучше.
Сорьонен тоже усмехнулся и доверительно заглянул ему в глаза сверкающими круглыми линзами очков.
— А если не помогает, могу порекомендовать побольше времени проводить на свежем воздухе, — добавил он. — Организм, Ян, должен сам бороться с недомоганием, нечего полагаться на одну только медицину. Она бывает совсем бессильна, и не нужно этого усугублять.
Яну вдруг показалось, что говорят совсем не о нем.
— Доктор, — сказал Дворжак. — А на кого ж это вы тут засаду устроили?
Очки одобрительно подпрыгнули, к ним потянулась рука и водворила на прежнее место.
— У меня, Ян, один враг — болезни человеческого тела.
Почему-то не верилось. Болезни, да, разумеется, но теперь уж точно образовался еще один.
— На них и охочусь, — Сорьонен громко зевнул. — Бромистый натр-то возьми. Знаешь, как принимать?
И ведь придется брать эту дрянь, с рецептом и подробными рекомендациями. Потому что до мартиновых пилюль под исполненным жутковатой заботы взором докторских очков не добраться.
Дворжак сделал шаг, не в таз, но очень рядом.
— Все забываю убрать, — повинился Сорьонен.
Больше всего на свете Яну хотелось сейчас наплевать на все и броситься на доктора с кулаками. Расхлестать эти проклятущие очки и так уж врезать, чтобы кровищи было по всему кабинету, халат этот белый чтобы пятнами весь, ребра переломать… а потом забрать лекарство и уйти, ведь и так времени потеряно слишком много. Не было ли у Мартина нового приступа?
— Ян? — доктор позвал его так, словно речь шла всего лишь о мелкой формальности.
Ян решил, что подойдет, и если к тому моменту гнев не остынет — приведет свое намерение в жизнь.
— Послушай, Ян, — повторил Сорьонен. — Если ты еще будешь Яске угрожать, мне ничего не стоит сделать так, чтобы тебя выслали обратно в Чехию к твоему отцу, пусть он и не хочет тебя видеть. Кстати, там сейчас неспокойно.
Звучало это как лекция, но Яна словно водой холодной обдали.
Не зря он боялся доктора. Доктор про него все знал. Знал, что именно в Чехию ему лучше не возвращаться, а если и вернется — окажется посреди Праги, с нищими побираться.
— Угрожать? — переспросил Ян, а потом ему внезапно полегчало. Про Мартина Сорьонен ничего не сказал, может быть, не вся еще надежда потеряна. — Это вы про ведро что ли?
— Да, про него самое. Твои методы допроса меня не устраивают. Тем более что Яска бы тебе все равно не ответил.
Да, он все слышал. От начала и до конца. Яну сделалось до дури весело, и вдруг он поверил, что Сорьонен все расскажет ему сам. А потом можно будет все-таки сломать доктору ребра и разбить очки, главное, не забыть про очки.
— Сядь, не нравится мне, когда ты как слепой тут прыгаешь.
Ян добрался до кушетки. Сорьонен был прав — в таких-то завалах что с лампой, что в темноте…
— Знаешь, — доктор потер подбородок. — Есть такое правило, Ян. Врачи не должны быть честны со своими пациентами. Глупо, наверное, но это так. Сперва не веришь, а потом уже ясно — а по другому-то и нельзя. Правда, в конечном счете, последнее, что человек хочет услышать.
— И кого вы обманываете? — уточнил Ян, держась из последних сил, чтобы не унесло его в ладный поток окольных рассуждений. Спасался, сжимая до боли кулаки.
— Обман — только средство, такое же необходимое, как бромистый натр. Похожее на него, если быть точнее.
— Воняет?
— Еще как, — подтвердил Сорьонен. — Но помогает.
Ян фыркнул. К чему клонит доктор? Неужели, они все-таки говорят о Мартине, вот так образно и оттого непонятно. Или он специально, чтобы Яна сбить с толку, выбирает выражения позаковыристей? Да какая разница!
Дворжак решил, что теперь они будут играть по его правилам. Он вскочил с кушетки, в два прыжка преодолел пространство до стола, на уголке которого скорежилась долговязая фигура доктора.
— Дурак ты, Ян, — с сожалением заметил Сорьонен. — Никого ты так не спасешь.
Ян застыл с уже поднятым для удара кулаком. Опять навязчивая иллюзия. Конечно, Сорьонен прекрасно знал, о чем они говорят. Но Ян его опередил, и Мартин теперь у него. Осталось взять лекарства и увезти Мартина с проклятого острова, а там уж действовать по обстановке. И не важно, что по этому поводу думает доктор. Никто его не будет спрашивать.
— А бром тебе бы не помешал, — уже совсем спокойным тоном произнес Сорьонен.
Ян не выдержал. Только понял это уже когда быстро, почти бегом мчался по коридору на второй этаж. Как торговец, нутром почувствовавший, что лавку обокрали, и теперь бегущий проверить свое имущество.
— Будет что нужно, заходи, — понесся ему вслед голос доктора. — Не бойся, не отравлю.