Мартин замотал головой.
— Да откуда у меня ненависть, — поспешно сказал Франс. А правда, откуда? И, что гораздо важнее, куда? — За что мне тебя ненавидеть?
Сорьонен не стал пожимать плечами, но почему-то съежился. Или так показалось.
— Ну хотя бы за то, что видел, как тебе достается от нашего буйного Дворжака, и ничего не предпринимал.
— Я тебе за это благодарен, — возразил Мартин. — Если бы мне нужна была защита, я бы обратился куда следует.
И ведь чистую правду сказал. Если бы Мартин очень постарался и рискнул своим добрым именем, Ян отправился бы на материк, так и не закончив пятого курса, без диплома и с позором. Мерзкий, но действенный способ, который Мартин приберегал на случай действительно серьезной угрозы. Вроде вот этой сегодняшней ночи.
— Следовало, наверное, ко мне, — вздохнул доктор. — Ладно, уже не важно. Я разговаривал с Яном, думаю, он станет вести себя поспокойнее.
Хотелось сообщить Сорьонену — заставить Дворжака отступиться сможет разве что внезапный конец света, Мартин уже почти сказал, но слова получились вовсе не те.
— И давно ты знаешь?
Сорьонен только кивнул, обозначая сроки.
— Я пошел на риск, — добавил он спустя какое-то время. — Думал, от такой встряски ты хоть немножко оживешь.
Скептическую улыбку сдержать не удалось. Чему поражаться больше — цинизму или наивности Сорьонена, Мартин решить не смог. В итоге принял как есть, задумался только, какую из его болезней доктор решился лечить такими методами.
— Безуспешно, — то ли спросил, то ли констатировал Мартин.
— Почти.
Становилось все интереснее, всегда приятно узнавать, что другой заблуждается примерно тем же образом. Но доктор, похоже, то ли слишком устал, то ли действительно не хотел продолжать разговор. Он встал, забегал по комнате, скорее всего бесцельно, перекладывая книги и целые стопки желтоватых листов.
— Кари, давай на сегодня закончим, — предложил Мартин. — Давай правда закончим, ведь не денусь же никуда. И так уже набегался. Да и ты тоже.
— Почти уже закончили, — бросил Сорьонен. — Вот только осмотрю тебя, и сразу же закончим. Когда еще случай представится.
Нет, определенно, что-то за эту ночь изменилось, и изменилось сильно. Мартин почти недоумевал, взирая на полного столь несвойственного себе сарказма Сорьонена. Доктор был вроде как доктор: бледный, растрепанный, с бордовыми отпечатками очков по обе стороны носа, чудно сочетавшимися с бурыми кругами, что прочно угнездились под глазами.
Нехорошее подозрение закралось, и даже не одно. И если с первым можно было повременить, раз щекотливый разговор они уже благополучно закончили, то второе требовало немедленного прояснения.
— А ты не болеешь?
Во взгляде остановленного где-то на полпути к ширме доктора Мартину почудилась благодарность.
— Нет, не думаю. Подожди секундочку, я руки еще раз вымою.
Мартин дождался, пока очередная серия китовых звуков стихнет. Из-за ширмы доктор явился уже без халата, в бесформенной рубашке, хранившей на себе почти добела выцветшие остатки какого-то народного орнамента. Не иначе как из дома, у Мартина и у самого такая была до недавнего времени, правда без вышивки, но тоже домотканая, колючая и такая родная, что трижды подумаешь — надевать или не стоит. У Сорьонена, похоже, проблема стояла несколько проще — халат или это, что чище, то и возьмет.
— Что? — дружелюбно спросил доктор. — Это сцены из Калевалы, тебе ли не знать.
— Прости, не разглядел.
— Можешь рассматривать, пока я буду рассматривать тебя.
Мартин вздрогнул, и не только мысленно. Первое подозрение, родившееся из схожести поведения доктора с тем, как держался в последнее время Ян, не считая побоев, разумеется, росло и крепло. Мартин приказал себе успокоиться. Даже если все именно так, разве не ожидал он такого исхода? Разве не смирился заранее? Смирился, вспомнить хотя бы казавшийся теперь таким далеким прошлый вечер, когда хотел остаться с Кари в одной постели. Так что же теперь, изображать воспитанницу школы для благородных девиц?
Глупо по меньшей мере. Он уже взял, принял, теперь придется и отдавать, и единственная ошибка заключалась в том, что вообще позволил себе помогать.
— Вылезай и ложись на спину, — попросил доктор и устроился на краешке кровати. — Медицина еще не умеет диагностировать сквозь одеяло.
Мартин покорно высунулся, и не успел еще прочувствовать, до чего отличается температура в комнате от той, что была под одеялом, как получил куда более сильный шок — пальцы у Сорьонена оказались ледяными, когда он принялся ими стучать по грудной клетке.
Опять смотрел легкие, процедура Мартину была знакома. Он уже знал, что будет дальше, и даже ждал, когда начнется следующая стадия осмотра. Изо всех сил стараясь не дергаться от морозных прикосновений, Мартин радовался, что Сорьонен не особенно жаловал стетоскопы и выслушивал больных по старинке, прикладывая к груди ухо. Оно-то у доктора должно было быть во всяком случае теплее, чем едва ли не инеем покрывшаяся железка стетоскопа.
— Не так уж плохо, — сообщил Сорьонен. — Потерпи еще немного, знаю, что холодно. Тут стены хоть и старые, но сквозняков, сквозняков сколько…
— Кари, не надо меня успокаивать, — попросил Мартин.
— Ты помалкивай. Меня сейчас интересуют твои легкие, а не твое мнение. Дыши!
Мартин дышал. Щека, оказавшаяся слегка колючей, прижималась к его груди, доктор вслушивался, закрыв глаза. А потом Мартин не дышал, и рассматривал, насколько получалось в таком положении, вовсе не своеобразную докторскую рубашку, а волосы того. Они были светлыми, настолько, что казалось, не имели в принципе никакой окраски, но Мартин с удивлением обнаружил, что отсутствие цвета — только иллюзия, а на самом деле среди общего белого почти доминировал серебристый, как леска. Седина, ранняя и очень обильная.
— Дыши уже, задохнешься! — напомнил доктор.
Мартину уже казалось, что он узнал раз в десять больше, чем следовало. Брал еще, а чем собирался отдавать? Вот на что ему это знание, теперь ведь стало интересно, как Кари умудрился поседеть в тридцать четыре года. А еще срочно требовалось выяснить…
Мартин приподнял руку и рассеянным, дурацким жестом взъерошил доктору волосы. Беспорядок в прическе Сорьонена почти не усилился, а он не спешил убирать руку. Теперь Мартин дышал, а Кари — нет.
Мартин поздравил себя с тем, как верно он отследил закономерность — оправдываются, обычно, самые худшие подозрения. Вопрос, как себя вести даже не возник. Пусть лучше сейчас, когда он выспался и недурно себя чувствует.
Он чуть сдвинул руку, так, чтобы пальцы оказались у доктора на шее, под холодными прядями жестких волос.
— Франс, перевернись, пожалуйста.
Спокойный, выдержанный голос никак не вязался с тем, как еще секунду назад вздрагивали светлые ресницы. Мартин искренне удивился, так сильно, что исполнил распоряжение, а потом уже понял, в чем дело — осмотр не закончился. Сорьонен снова что-то выстукивал, долго вслушивался, просил дышать и не дышать.
А потом доктор поднялся и немедленно взялся готовить кофе. Мартин уполз под одеяло и стал думать, что бы все это значило. Противоречие или неправильные выводы? Или просто не время? Он не знал. Доктор выглядел спокойным, лохматым и очень усталым. И не похоже, чтобы действия Мартина его оскорбили.
Следовало бы спросить, но Мартин был уверен — не случилось, значит пока не нужно. В принципе, такой расклад тоже вполне устраивал. Однако доктор, размешивая в каком-то чудном, прозрачном сосуде черный, заранее смолотый кофе, вдруг громко усмехнулся, а скальпель звякнул об стенку посудины.
— Видишь ли, Франс, какая тут штука, — снова звон железа об стекло. — Если бы врачи реагировали на своих пациентов так, как ты от меня того ожидал, они бы просто с ума посходили. Представляешь, приходит на прием женщина, раздевается…