Мартин тихо расхохотался. А он-то думал, что имеет дело с человеком, а не с врачом при исполнении. Попутал, вот досада. А был ли человек, кстати? Опасения теперь казались такими глупыми и беспочвенными, что хотелось смеяться уже в голос, прежде всего над собственным цинизмом, от которого до глупости был даже не шаг, а меньше — одно касание рукой. Приятное, необычное, и вот какой вышел конфуз!
Зато какой полезный конфуз. Безопасность, казавшаяся в силу возможной платы сомнительной, теперь стала окончательно уютной и полной.
— Вот, тебе уже смешно, — закивал доктор. — А мне, честно говоря, не очень. Когда только начинал учиться, многие только про это и думали. Потом, когда стали постарше, уже такого насмотрелись, что зариться на пациентов расхотелось.
— Кровь? — уточнил Мартин, давя смех.
— И многие другие жидкости, о которых не догадываешься, пока человека не разрежешь.
Говорил Сорьонен с подлинным весельем, не забывая и завтрак готовить. Мартин же понял — еще немножко таких вдохновенных рассказов, и завтракать он передумает.
— Верю, можно без примеров, — попросил он.
25
Мартин поправил халат. Вот ему он доходил почти до икр и с непривычки здорово мешал при ходьбе.
— Все еще не верю, что позволил себя в это втянуть, — сообщил он и улыбнулся, как ни странно, вполне искренне.
— Это должен был сказать я, Франс, — невозмутимо отозвался доктор. — Ты все запомнил?
— Вроде бы, да. Прихожу, задаю вопросы, если плохо — зову тебя.
— Верно.
Спрашивать, что делать, если где-то рыскает Ян, Мартину стало совестно. В конце концов, он действительно напросился сам, доктор лишь озвучил его же идею. Вполне справедливо помочь хоть как-то, пусть и неквалифицированно, врачу, чей ассистент лежит в бреду с тяжелым тифом. Врачу, которому все равно отдавать неоплатный долг. Вспомнив, как изначально он собирался рассчитываться, Мартин чуть заметно усмехнулся, глянул на шагавшее рядом оптимистичное привидение и почувствовал, что немного жалеет. Не понятно только, зачем. Нет — значит нет. Нет — и хорошо! Все равно подобные занятия не приносили ничего кроме боли и брезгливости.
— Яна здесь нет, — вдруг сказал доктор.
— Нет? — переспросил Мартин удивленно.
— Нет, перестань уже так оглядываться, — фыркнул Сорьонен.
— А где же он тогда?
— Скорее всего, в глубокой прострации, — доктор выразительно показал рукой куда-то в район своего горла. — По крайней мере, именно там его в последний раз и видели. Франс, не беспокойся! Я не имел в виду ничего столь ужасного!
Мартин скривился. Не вязалось это с тем образом Яна, который весьма крепко отпечатался у него в голове. От Дворжака скорее ожидалось пойти кого-нибудь избить, кого-нибудь… Мартина изнасиловать, запугать до полусмерти десяток первокурсников, да где ж их теперь возьмешь в таком количестве, на худой конец подраться с де ля Росой, искренне полагая, что сие событие никто не замечает. Вот так бы стал вести себя Ян, а не напиваться с горя.
— Твоя работа? — уточнил Мартин, впрочем, почти уверенный, что попадает пальцем в небо.
— Вроде того, — неопределенно ответил Сорьонен. — А мы пришли. Приступайте, сестра! Нечетная сторона ваша.
Уж на кого, а на сестру милосердия Мартин походил меньше всего. Ничего женского кроме комплекции в нем не было, и то, за такое телосложение его скорее назвали бы задохликом, нежели девицей.
— Мистер Мартин?
Впрочем, кто удивился больше, оставалось под вопросом. Мартин, вызвавшись помочь Сорьонену с утренним обходом, как-то не подумал, скольких собственных студентов увидит и в каком состоянии. Этот конкретный экземпляр с третьего курса недавно делал доклад по «Божественной комедии», а теперь с кислым видом валялся в постели, отложив заложенную на самом начале книгу.
— Можете теперь говорить «Доктор Мартин», Томаш.
В ответ Томаш недоуменно на него уставился, и Мартин понял, что ведет себя, как бы сказать, не совсем типично. Еще бы ведь немного, и он бы покрутился перед этим студентом, как модница, демонстрирующая обновку.
— Не знал, что вы доктор, — пробормотал Томаш.
— Времена такие, — отмахнулся Мартин и старательно изобразил свою дежурную, равнодушную мину. Может быть, негодование вызывает именно его хорошее настроение, посреди кризиса весьма неуместное. — Почти военные, я бы сказал.
Мартин сверился с замусоленной тетрадью, которой снабдил его Сорьонен. Список заболевших у него тоже имелся. Или это был не список заболевших, потому что прежний владелец конспекта, Яри Виртанен, прозванный Яской, разумеется, свои записи вел на родном языке.
— Я не болею, — сжалился Томаш. — А вот в соседней комнате, там плохо.
К третьему пациенту Мартин освоился настолько, что перестал стесняться и должности, и самого факта своего существования. Он задавал вопросы, сопоставлял ответы с тем, что объяснил ему Сорьонен, выносил вердикт, а потом либо шел к следующему, либо дожидался в коридоре доктора, чтобы вверить пациента ему.
— Ну как? — поинтересовался Сорьонен, когда с обходом четвертого этажа было закончено. Оказывается, прошло два часа. Мартин их не заметил, потому что на все это время новое и непривычное занятие полностью захватило его, не давая ни думать о чем-то постороннем, ни отвлекаться на собственную боль, постепенно разраставшуюся в груди. Нужно было давно уже принять лекарство, а оно осталось в башне, на столе, где-то между Галеном и трудом Джованни Баттисту Морганьи.
— Получается, — сказал он.
Действительно, а чему тут не получаться? Как и во всяком деле, новичкам способствует удача. Только Мартин в это давно не верил, прекрасно зная, что случайный, вызванный незнанием успех на следующий день оборачивается сотворенным по тем же причинам вредом.
— Не тяжело? — настаивал доктор.
— О чем ты? Я нормально себя чувствую!
Сорьонен посмотрел на него, очень внимательно и недоверчиво.
— Хорошо, — как-то рассеянно проговорил он. — Значит, приступаем к третьему этажу.
О чем в действительности говорил доктор, Мартин понял далеко не сразу. Сорьонена вовсе не его самочувствие беспокоило, а то, как выносит он вид человеческих страданий. И судя по тому, что и в голову не пришло пожаловаться, побрезговать — нормально выносит, не принимая близко к сердцу.
Что-то было в этом, странное, важное и требующее внимательного обдумывания. Мартин решил отложить это на потом, потому что время было навестить следующего пациента.
— Нечетная? — уточнил он.
Сорьонен на секунду задумался, а потом кивнул:
— Нечетная, в 32ую я сам пойду.
— Тридцать вторую? Там…
Мартин запнулся. Ну разумеется, где-то он должен был быть, и почему бы не в собственной комнате. Хорошее настроение улетучилось. Он тут играет в доктора, а в комнате через полкоридора преспокойно спит, или уже даже не спит, некто Ян Дворжак.
— Верно, — доктор помахал в воздухе костлявым, как у анатомического пособия, пальцем.
— Слушай, Кари, — Мартин остановился, а потом и сделал неосознанный шаг в сторону лестниц. — Что за игру ты затеял?
— О чем ты? — с невинным видом переспросил Сорьонен. — Мне нужна помощь, ты сам видишь, сколько их тут.
— А Ян?
— А ты от него прячешься?
Мартин покачал головой. Нет, кое-чего он не понимал, а хотелось бы. Сорьонен раз за разом ставил его в тупик, и хорошо, если потом объяснял хотя бы половину своих хитростей.
— Видишь ли, вчера он запер меня в аудитории на втором этаже учебного корпуса, уж не знаю, зачем, — тихо, но разборчиво сказал Мартин.
Реакция была, вот только истолковать ее не получилось. Но Мартин очень надеялся, что от своих замыслов Сорьонен все-таки откажется, какими бы они ни были.