Де ля Роса быстро приноровился, легко вошел в ритм и уже не сбивался.
— Хватит! — вдруг рявкнул доктор.
Руки замерли, так и не сделав очередного нажатия. Полсекунды непонимания, а потом грудная клетка приподнялась и сама слегка ударила ему в ладони. Де ля Роса шумно выдохнул и утер выступивший на лбу пот. Проклятый преподаватель дышал, сам.
— Ого, дышит! — восхитился физрук.
— Что важно, сам, — бесцветным голосом добавил Сорьонен. — Спасибо, сеньоре де ля Роса, без вас бы я не справился.
— Но зачем же было лекарство… — де ля Роса уцепился взглядом за ящичек, мешавшийся теперь у него под ногами. Оттуда тянуло изрядным душком, впрочем, к запахам, как плохим, так и хорошим, физрук был равнодушен — после перелома носа обоняние так и не вернулось.
— А, это, — доктор уселся на пол, переложил только что оживленного себе на колени, и, похоже, все еще ждал неприятностей. — У него был приступ, и сейчас вполне может повториться. Тогда и понадобится лекарство.
— Вот оно как, — де ля Роса поднялся. — Ну, хорошо, что успел.
Доктор промолчал, все внимание сосредоточив на замершем на его коленях пациенте. Что-то показалось де ля Росе странным помимо этого жуткого, но действенного способа оживления. Он хотел над этим подумать, но тут его мысли, грузные, но обычно полезные, были самым что ни на есть наглым образом прерваны.
— А где мистер Дворжак?
Де ля Роса вскинулся. Это ж надо было так ошалеть, что забыть напрочь про больного неуча, в одних штанах бегавшего по дождю. Он торопливо поднялся.
— В корпусе остался, — сообщил он. — Пойду, надо его забрать.
— Вот и я так думаю, — похвалил доктор. — Помогите ему добраться до его комнаты, я зайду потом, проверю.
И снова паршивое чувство появилось у отставного сержанта Марио де ля Росы. Как будто выставляют его за дверь, чтобы ничего ненужного он не увидел. Он фыркнул. А если и так? Это уже не его, совсем не его дело. И пить бросать — это чересчур. Наоборот, вот дотащит Дворжака до комнаты, может, с ним и разопьет. Еще бутылка старого вина сохранилась, а если покажется мало, в кухнях, там, куда теперь никто не суется, должен оставаться коньяк.
Уже из коридора де ля Роса услышал кашель, который по определению не мог принадлежать доктору. Значит, очнулся этот странный Мартин. Впрочем, кто был страннее, физрук теперь и думать не хотел. Он быстрым шагом направился в учебный корпус, где на площадке между первым и вторым этажом его дожидался Ян Дворжак.
— Наука, что б ей пусто было, — ругнулся он вполголоса.
Человеку жизнь спас. Помог спасти, вернее. Чем не повод для радости? Вот только де ля Роса, за последние две недели перетаскавший больше мертвых тел, чем иные санитары на войне, как-то разучился радоваться.
29
Если бы чувства возвращались постепенно, ну или хотя бы не все сразу, Мартину было бы проще. Это все равно что погружение в холодную воду, может быть, реку или глубокое, темно-бирюзовое озеро. Сначала мочишь ноги, и вода кажется ледяной. Второй раз, когда заходишь уже по колено, она начинает согревать. И так, пока весь не окунешься, и не сможешь плыть.
Другое дело, если озеро валится сверху, весь мир разом, все запахи, звуки, оттенки цвета и тысячи тактильных ощущений. Мартин охнул и закрыл глаза. Легче стало, но только на одну пятую. Полежал немного неподвижно, стараясь постепенно привыкнуть хотя бы к четырем из своих пяти чувств. Горло и губы жгло, почему-то, губы даже сильнее. Но он мог дышать, а значит, все-таки не умер. И пускай каждый вдох сопровождает болотное хлюпанье в груди… ребра тоже болели. Это было что-то новенькое.
Пахло антисептиком, свежим потом, а в качестве декораций к этим запахам присутствовали бромистый натр, знакомый по временам бессонницы, и привычная, фоновая сырость.
Мартин собрался с духом и приоткрыл глаза. Сначала правый, потом левый. Реальность подергалась, набирая резкость, а потом возникла вся и сразу, в виде белого халата и очков склонившегося над ним доктора.
— Привет, — сказал Сорьонен.
Мартин открыл для себя, что под головой у него вовсе не жесткий пол, а что-то очень похожее на согнутую в локте руку. Он попробовал пошевелиться, проверяя, а работает ли вообще тело. Тело работало, но без всякого желания.
— Даже и не знаю, кого из нас поздравлять с успешной реанимацией, — сказал доктор задумчиво.
— Наверное, тебя, — подсказал Мартин. Получилось тихо и невнятно, но его поняли.
Доктор пожал плечами, а потом вдруг широко улыбнулся и тут же зажал рот рукой. Мартина, лежавшего у него на коленях, стало ощутимо подкидывать. Сорьонена словно душила какая-то судорога, он всхлипывал и все так же старательно прикрывал лицо рукой. Очки раскачивались, угрожая свалиться Мартину на голову.
— Кари, тебе плохо? — Мартин вытянул ватную руку и подтолкнул очки обратно на переносицу совершенно невменяемого врача.
И вдруг дошло. Не было ему плохо. Смеялся, громко и истерически, как редко с ним бывало. Сдержанный, вежливый смех — это всегда пожалуйста, но чтобы так, задыхаясь и размахивая свободной рукой…
Такого торжества жизни не ощущал даже Мартин, вообще поразительно равнодушный к тому, что его зачем-то опять вытащили. Он ведь уже успел насладиться даже предсмертным обзором самых важных событий своей жизни. Да, забавный получился набор, и вовсе не то, что Мартин ожидал увидеть. Дом, поступление в академию, и даже тот полный страха и пьянящей гордости момент, когда совет попечителей предложил ему остаться в альма матер преподавателем. Иными словами, все немногочисленные поводы уважать себя остались без внимания.
Почему-то, он, уже собираясь на тот свет даже без возражений, вспоминал то, за что становилось иногда мучительно стыдно. Оставшееся время он это просто принимал. Да нет, всегда принимал, успокаивался и жил дальше. И несостоявшаяся смерть — еще не повод изменять этому правилу. Мартин встряхнул головой и попытался самостоятельно сползти с сотрясающихся в ритме смеха докторских коленей.
— Да чего смешного-то? — прохрипел он. — Я уж не знаю, как ты меня оживлял, — тут пришлось сделать паузу, чтобы отдохнуло словно кошками подранное горло. — Но по мне как будто слон прошелся.
— Около того, — не переставая пугать Мартина смехом сумасшедшего, выдавил доктор. — Только не слон, а де ля Роса.
От удивления Мартин даже раздумал спасаться бегством, уцепился за рукав халата и оторвал руку Сорьонена от его же лица.
— Так, Кари, что тут было!?
Доктор пару раз еще хмыкнул, потом машинально поправил снова съехавшие очки, то есть принял свой обычный, успокаивающе-деловитый вид. Мартина эта перемена порадовала.
— Знаешь, Франс, — объявил Сорьонен. — Наверное, после всего, что тут произошло, мне придется на тебе жениться. А если вздумаю возражать, заставит общественность.
У него все-таки было чувство юмора. Определенно было, и, конечно же, профессионально деформированное. Мартин уж и не знал, как истолковать такую шутку. Малую подсказку давала только боль в губах, которые словно кто-то грыз, или…
— А причем тут де ля Роса? — осторожно спросил он.
— Есть такой новый метод реанимации, называется «ручное искусственное дыхание», — пояснил доктор. — Если у больного нет пульса и дыхания, двое должны положить его на пол, запрокинуть голову, а потом первый должен делать по тридцать нажатий на грудную клетку… — Сорьонен легонько ткнул пальцем, куда именно следовало нажимать. Мартин шарахнулся — попал как раз туда, где хуже всего теперь болело. — А второй — вдыхать в рот больного воздух, по два раза на тридцать нажатий… где-то по секунде каждый вдох.
— Господи, — пробормотал Мартин. — Лучше б вы меня не оживляли…
Доктор фыркнул. Мартин попытался себе представить, как все это выглядело. Глупый, впрочем, не умнее и предыдущей реплики, вопрос возник тут же.