Не может такого быть, просто не может. Послушать, так выходило, что внизу возобновились занятия, по крайней мере, физическое воспитание точно. Де ля Роса с отрядом студентов, тех, кто тифом не болел, а значит, имел право безнаказанно бегать, нарезали круги вокруг учебного корпуса и прилегавшей к нему башни, совершенно не заботясь о том, что некоторые заключенные все еще спят.
Мартин выпростал из-под одеяла руку и нашарил на стуле лежавшие поверх одежды часы. Половина седьмого. Действительно, довольно рано, даже для физкультуры, и уж конечно, рано для де ля Росы, которого редко видели до полудня.
— Пошевеливайся! Хорош спать!
В принципе, спать особенно не хотелось, так что Мартин решил тоже послушаться приказа грозного физрука и встать. Перед тем, как отправиться за ширму, Мартин все-таки подошел к окну. Для этого понадобилось перегнуться через стол и уцепиться за подоконник.
Стало видно сероватое, впрочем, сухое утро. Море казалось почти спокойным, а вот внизу, на широком, вымощенном брусчаткой дворе напротив была настоящая буря. Человек тридцать студентов, с разных курсов, одетых кто во что, под руководством де ля Росы занимались уборкой. Разбросанные, как после кораблекрушения, доски собирали и уносили куда-то за пределы видимости, скорее всего, к конюшням. То, что осталось от клумб тоже деликатно утрамбовывали, а лужи, где они грозили превратиться в пруды с лягушками, разметали большими, связанными из свежих веток метлами.
И все-таки, с самого рассвета этим можно было и не заниматься. Если только…
Мартин подавил импульс открыть окно, высунуться подальше и громко поинтересоваться, что стряслось. Впрочем, стрястись могло только одно — отменили комендантский час, а чтобы здоровые студенты не шатались без дела, де ля Росе с самого утра поручили занять их чем-нибудь полезным. Разбор завалов, которые напоминал главный двор академии, вполне подходил.
Мартин убрался с подоконника и окончательно принял решение — вставать. Все равно под такой гам он не уснет. В колбе еще оставался кофе, можно было просто разогреть. Мартин как раз занялся этим, когда услышал, что в двери проворачивается ключ. Вот, еще одно странное явление — по утрам доктор обычно не приходил.
Мартин, еще не до конца проснувшийся, и совсем даже не одевшийся, уставился на ворвавшийся в комнату сгусток энергии. От доктора сильно пахло карболкой, а еще сильнее — морем и свежим воздухом.
— С добрым утром, — пробормотал Мартин, в это время занятый решением важного вопроса — что ему сделать сначала, все-таки поставить на огонь кофе или одеться.
Впрочем, Сорьонен вряд ли обратил внимание на его не слишком приличный вид, зато кофе почуял моментально.
— Слышишь? — спросил доктор и потянулся к колбе сам, выхватил ее из рук оторопевшего Мартина, выплеснул содержимое под умывальник и принялся сооружать напиток заново.
— Слышу, — подтвердил Мартин, почувствовав себя немного неуместным, уселся на кровать. — Твоя идея?
— Лесть, — меланхолично констатировал Сорьонен. — К тому же, я бы дал тебе поспать еще полчасика.
— Карантин сняли?
— Не знаю, — доктор привычно звенел старым скальпелем по стенкам колбы.
Мартину эта ситуация напоминала одно такое же утро, в этой же комнате, но господи, сколько же было тогда недоумения и неловкости, и все отчего… Только потому, что он позволил себе пойти на контакт, который считал необходимым. Зачем? Теперь, вот теперь все гораздо проще и правильнее, они с Сорьоненом ничем друг другу не обязаны, а то, что Мартин временно выселил доктора из его апартаментов — не более чем вынужденная мера. Последняя из вынужденных мер, и только пока окончательно не исчезнет из его жизни Ян Дворжак.
— Подожди, совсем не одевайся, — порой Мартину начинало казаться, что Сорьонен умел читать мысли. Это, конечно, было совершенно ненаучно, и сам Кари первым бы оспорил наличие у себя сверхъестественных способностей. Как он умудрялся всегда так подгадывать, Мартин в толк взять не мог.
Медосмотр. Только без глупостей. До чего удобен человек, которому ты на самом деле ничего не должен. Пожалуй, правильнее будет думать именно так, потому что никакой платы Сорьонен с него не брал, даже той, которую Мартин как-то по ошибке предложил. И если подумать, Кари вполне мог бы принять, ведь понравилось же…
— Я вот думаю, — Сорьонен снял с огня колбу и поставил на исчерканный бессмысленными закорючками листок — Мартин вчера возился с пером. — Не покончить ли нам с одной порочной практикой.
— Я могу повлиять на твое решение? — кажется, это был тот редкий случай, когда Мартин сразу догадался, что доктор задумал.
— Прямо — нет. А вот косвенно — вполне. Будет зависеть от результатов осмотра.
— Мне лучше.
— Я знаю, но меня интересует степень этого "лучше". Ложись на спину.
Отгонять ощущение дежа вю не пришлось, потому что за три недели заключения он окончательно уверился в благонадежности Сорьонена. Этот человек, за что его Мартин всегда очень ценил, никогда не позволял себе перейти раз и навсегда очерченные Франсом Мартином границы одиночества и не пускал в собственное. Впрочем, интересоваться тем, что прячет в душе доктор, не стоило в любом случае, это было не по их правилам, которые нарушались только под воздействием почти уже сгинувшего Яна.
Мартин дождался, пока доктор вымоет руки.
— Полная свобода? — с надеждой спросил он, когда Сорьонен уже подкрадывался со своими ледяными руками к его грудной клетке.
Доктор покачал головой, что могло, в принципе, значить и да, и нет.
— Дыши, — распорядился он и опустил голову Мартину на грудь.
Ничего необычного в этом не было, всего лишь медицинская процедура. Об этом Мартин себе напомнил раз двадцать, пока дышал и не дышал, по-детски убеждая расхлябанные легкие производить поменьше компрометирующих хрипов.
— Франс! Тебе сколько лет?
Мартин нашел вопрос странным, а потом забеспокоился. Как-то не к добру просыпалось в доблестном докторе чувство юмора.
— Двадцать девять, — сообщил он честно.
— Вот и я думаю, что двадцать девять, — сердито фыркнул Сорьонен. — А не девять. Прекрати сейчас же изображать.
Мартин не выдержал и рассмеялся, чем создал пытавшемуся его выслушать доктору немало неудобств. Но тот терпеливо дождался, пока пациент перестанет дурачиться, а потом вернулся к прерванному занятию.
— Вижу, энергии хоть отбавляй, — постановил он. — Переворачивайся.
— Твоими стараниями, — подлизался Мартин, подставляя спину под чуть потеплевшие докторские руки.
— Я тут не причем, никакого нового лечения тебе не назначал. Просто иногда нужно нормально спать и нормально питаться, — невозмутимо сказал Кари. — С таким лечением и жена бы справилась, будь она у тебя.
Мартин порадовался, что лицо спрятал в подушке. Это что, опять переход на личности? Или у Сорьонена слишком хорошее настроение, помноженное на отравление свежим воздухом?
— А будь у тебя жена, — пытаясь в шутку отомстить, отозвался Мартин. — Тебя бы тут вообще не было!
Безупречный удар не получился, пальцы соскользнули, а потом и вовсе убрались с его спины. На секунду повисло молчание, похожее на преющие в трюме старые паруса, а потом Сорьонен вернулся к осмотру, так и не прокомментировав замечание. Мартин счел месть свершившейся и тему закрыл.
— Не от хорошей жизни сюда приезжают, — заметил доктор уже за кофе. — Есть академии и получше, и поближе.
— Вопрос цены, — согласился Мартин, подумав, что речь идет о студентах.
Действительно, обучение в академии естественных и гуманитарных наук благородного Фольке Сингера стоило не так дорого, как те же частные университеты Британии и Франции.
— Тогда я не буду спрашивать, почему ты до сих пор здесь работаешь, — мрачно сказал Сорьонен и погрузился в созерцание галетных обломков на тарелке.
— А ну, подняли эти доски! — взревел де ля Роса.