Он, наверное, все это время тоже кричал, как оглашенный, но Мартин не обращал внимания. Только теперь тишина сделалась неприятной, а молчание — напряженным. Это было опять неправильно, опять нарушение правил. А правила, их никто не насаждал сверху, это были его собственные, Франса Мартина, условия выживания. Осторожность, невмешательство, спокойствие.
— Не нужно, — согласился он, хотя вопрос давно утратил актуальность.
Сорьонен не ответил.
— Думаю, тебя можно выпускать на волю, — сказал он через некоторое время. — Но только под присмотром ответственных лиц. Хватит мне одной реанимации.
Вот с этим Мартин охотно согласился.
— Спасибо, — обрадовался он. — А то еще неделька, и я бы тут совсем озверел.
— Хотел бы я на это взглянуть, — тоскливо отозвался Сорьонен и принялся убирать остатки завтрака. — Ты пока собирайся, а потом жду тебя в лазарете. Мне нужен новый ассистент.
— Что? Не ты ли говорил, что реанимаций уже хватит?
— А где ты видел еще ответственных лиц? — парировал доктор.
Мартину показалось, что у Сорьонена резко испортилось настроение. Или это у него? Но доктор уже умчался, так что проверить догадку не получилось. Надо было собираться. Во дворе разорялся де ля Роса, грохали досками, что-то остервенело скребли. Мартин примеривался к запасному докторскому халату и пытался себе представить, где в такое время может быть Ян.
34
Таскать тяжести — неплохое занятие, если руки чешутся, а почесать их можно только, переломав кому-нибудь кости. Ян, как только прошла даже не пневмония, а просто тяжелая простуда, старался каждый день находить себе занятие потруднее, а ночами, мучаясь новым для себя недугом — бессонницей, шел пить с де ля Росой.
Первое время на рвущегося вытаскивать бочки с прокипяченной водой из котельных Дворжака кочегары посматривали с недоверием, потом уже приветствовали дружескими подзатыльниками и одобрительным гоготом. Где ж это видано, чтобы благородный вот так, сам лез. Наверное, необычного захотелось. Ян даже не оспаривал эту версию, потому что рассказывать каждому угольщику, что хочешь сохранять руки чистыми, пачкая их углем…
Не поймут. Он и сам не до конца понимал, просто большую часть времени чувствовал, что поступает правильно и по чести. Просто уйти, отказавшись и от боя, и от мести — как ни странно, именно это выходило, если успокоиться. Вот только успокоиться выходило не всегда.
Он даже Яску, похожего на обгадившую ковер собаку, умудрялся выносить. Впрочем, Виртанен был жалок настолько, что его даже бить не хотелось. Тифозный. Чего с таким связываться.
А вот когда мельком, даже мельком Ян видел мчавшегося куда-то доктора, начиналось страшное. Ян едва удерживался, чтобы не броситься следом, прихватив по дороге что-нибудь тяжелое. На худой конец сгодился бы и собственный кулак, главное, прицелиться поудачнее, чтобы сразу проломить череп, как было принято в уличных драках. Не тех, конечно, где друг друга запугивали — это был фасад, а фасад, в отличие от внутреннего дворика, как правило белили и даже на окна вывешивали ящички с цветами. Другое дело — задворки. Там выясняли отношения по-настоящему, с ножами, а если не оказалось ножа — изволь бить сразу и как следует.
В таких боях Дворжак побеждал, хотя и ввязывался всего три раза. В последний еще и сам схлопотал, правда, внезапный противник чуть-чуть промахнулся, но на спине у Яна остался ветвистый шрам — от левой лопатки и до поясницы, похожий то ли на молнию, то ли на корни деревца. Глядя, как удаляется длинная докторская спина, Ян вспоминал, как заработал этот шрам, и тут же решал со спины не нападать.
Где была его голова, когда он делал с Мартином все, чего по отношению к себе никогда бы не потерпел? А Мартин выбора не оставил. Сам. Виноват.
— Эй, уснул? — рыкнул де ля Роса.
Ян встряхнулся и в последний момент поймал надвигающуюся на него охапку гнилых досок. Хорошие мысли приходили именно за работой, и никакой спятивший сержант учебных войск их не спугнет. Ян взвалил доски на плечо, поправил одну короткую, которая все норовила оцарапать шею, быстро пошел по двору к конюшням, где все остатки потопа сбрасывали в большую кучу.
Избавившись от досок, он облокотился на загородку левады, чтобы передохнуть. Двое третьекурсников с естественного приволокли свой груз, сбросили и тут же пошли обратно, сторонясь его, словно чумного. Яну вдруг подумалось, что это, наверное, очень заметно, когда хочешь кого-нибудь убить. Но вроде бы сейчас не очень-то и хочется. Ян сглотнул, отряхнул руки о штанины, огляделся.
Башня, учебный корпус гуманитарного, чуть поодаль — естественного и одинаковые, как близнецы-уродцы, здания общежитий. Все знакомое, его царство, хоть и не полностью. Ян вдруг понял — уже и не его, скорее вокзал, такой же, как тот, в Праге. С вокзалов уезжают.
— Ян, ты что ли? — один из былых прихлебателей, потерянных в эпидемию. Живой, таких даже тиф не берет, и наверняка, с надеждой на покровительство.
Ян улыбнулся, рассеянно протянул руку, изобразив некое подобие воодушевленного приветствия. Йиржи ответил со всем возможным энтузиазмом, от которого Дворжака едва не затошнило.
Хотелось поскорее отделаться от дружка, а потом снова пялиться на покосившуюся академию и думать всякую чушь.
— Нет, не ты, — вдруг заметил Йиржи. — Никак, болеешь еще?
— Не болею, — заверил Ян.
— А то смотри, новая медсестричка появилась, грех не навестить, — Йиржи похабно облизнул пальцы и отчего-то подмигнул.
— Иди уже доски таскай, — тоном утомленного монарха порекомендовал Ян, а заодно выдрал пальцы из мягкой, сыроватой древесины левады.
Прихлебатель ретировался, но напоследок еще раз ему подмигнул. Ян отряхнулся, пытаясь избавиться от наваждения. А кто же еще, в конце-то концов? Женщин на Бригантине не было, разве что Сорьонен хранил одну на всякий случай заспиртованной. Заспиртованной. Знавал Дворжак одну такую… личность.
Ян сплюнул и соскреб со щеки бог знает как прилипший прошлогодний лист. Откуда только.
А может правда, пойти взглянуть на медсестричку? Или не удержится пока, перелопатит весь лазарет…
Снова подтащили доски, один — вообще бог знает как затесавшийся первокурсник, другой — со второго. Прихватили явно больше, чем следовало, и теперь рисковали обрушить все себе же на ноги. Ян посмотрел. Сделал шаг по направлению к задыхающимся мальчишкам.
— Констебль! — обрадовался первокурсник.
— Ну, девочки, взяли и понесли, — подбодрил де ля Роса, шествовавший следом с носилками. Тощий, как жердь, четверокурсник с естественного, которому посчастливилось попасть физруку в напарники, получал под зад от каждого его шага.
Ян раскланялся и зашагал прочь, так и не осуществив задуманного. Не помогать он хотел, а как раньше, припугнуть — им же на пользу и пойдет. А тут де ля Роса, глаза б его не видали.
Не срослось с тяжелой работой, две недели старался, а потом пришла трусливая скотина Йиржи, и весь результат насмарку. Вот оно успокоение, вот он новый шрам на спину. В лазарет Ян не пошел, вернее, пошел, но свернул по направлению к общежитиям естественного.
35
Последних часа полтора Мартин наблюдал доктора в довольно странном ракурсе. То есть с Сорьоненом было все в полном порядке, он распотрошил изрядно опустевшую картотеку и, водрузив ее на шкафчик, занимался инвентаризацией лекарств. Поза, напоминавшая изготовившегося к атаке коршуна, свидетельствовала о крайней степени сосредоточенности, как и маловразумительные цифры и названия, которые Кари периодически сообщал сам себе и для верности заносил в блокнот.
А вот Мартин ползал на четырех костях с тряпкой в руках и еще одной на носу, позаимствованной в гигиенических целях из гардероба какого-нибудь разбойника. Он уже догадался, что Яску держали в лазарете вовсе не ради компании, и даже посочувствовал тяжелой доле простодушного Виртанена. Хотя, не каждый же день атмосфера всеобщего оживления накрывает и лазарет.