Но так и было по всей академии. Бригады уцелевших расчищали коридоры и лестницы. Переболевшие не тифом, а чем-нибудь попроще, мыли окна, и в обитель медицины обратились уже трое с глубокими порезами, полученными в боях с последствиями потопа. Странный был день, шумный, суетной и, что еще страннее, солнечный. В ярком, непривычно ярком свете последствия наводнения казались особенно ужасными, и оттого, наверное, все так отчаянно стремились их убрать.
Что до Мартина, он уже успел устать, вспотеть и осознать, что от физической работы отвык много-много лет назад и обратно привыкать вроде бы не собирался. Но попробуй поспорить с этим наделенным властью чудовищем в белом халате. Разжалобить Сорьонена, даже кашляя так, словно вот-вот понадобится искусственное дыхание, никак не получалось. Доктор пожимал плечами и возвращался к раскопкам картотеки, от которых, по сути, и не отрывался.
Еще через полчаса Мартин сдался, бросил тряпку в таз с ледяной водой, в коей было намешано немало антисептика, и стянул гуттаперчевые перчатки, под которыми руки неприятно взмокли.
— Мне нужен перерыв, — объявил он и уселся на подоконник.
— Делай, — отозвался Сорьонен. — Сам дозируй нагрузку, идет?
— Я уже лет десять так не работал, — признался Мартин.
С непривычки ломило все, но кашлять на самом деле не очень-то и хотелось. Напротив, тело разогрелось и чувствовало себя тяжелым, настоящим и вполне живым.
— Что ж ты раньше не сказал, — посетовала спина доктора. — Я бы давно тебя обеспечил нагрузкой.
— Бесплатная рабочая сила, — возмутился Мартин. — Не радуйся, это же пока Яска не поправится!
— Не совсем так, — все таким же безоблачным, как сегодняшнее небо, тоном поправил Кари. — Пока не поправишься ты.
Мартин деланно вздохнул, особых возражений не было. Вот только куда, в таком случае, девать с явным трудом выносящего его Виртанена?
— Яска не сможет работать, — отвечая на невысказанный вопрос сообщил Сорьонен. — Опасно, да и он уже фактически доучился.
— Вот как.
— Я предложил ему после учебы поехать в Тампере к моему приятелю, но не знаю, захочет или нет. Все-таки, медицина — это не его.
— Подожди, ты что же хочешь сказать…
— Я хочу сказать, Франс, что нашего Яску интересует далеко не медицина.
Мартин взглянул на доктора. Еще раз взглянул. Ну да, медики, они же циничны, во всяком случае, такими должны быть. Впрочем, ничего нового он не услышал, об этом можно было и догадаться. Почему-то стало неприятно, Мартин тут же отсек это чувство как неправильное и потенциально опасное, а потом стал придумывать, на какую бы тему перевести разговор.
И вдруг понял, что все остальные темы тоже так или иначе касаются личности доктора, а значит, не годятся. Разве что о литературе поговорить, или вообще помолчать, что есть наиболее правильное решение.
Он стал смотреть в окно. Материк было видно очень хорошо; небольшую круглую бухту, огороженную высокими скалами, на которых, словно потертый ковер, лежала выцветшая зеленовато-серая равнина, а на ней, если напрячь глаза, можно рассмотреть небольшую деревню.
— В такие дни кажется, что дальше все будет хорошо, — сказал Мартин.
— Зависишь от солнца, — констатировал Сорьонен.
— Наверное.
— Забрать бы тебя отсюда и куда-нибудь на Юг, а?
— А давай меня никуда забирать не будем, я и башню-то с трудом вынес.
— Успокойся, это не в моей власти. Башня — максимум моих возможностей, — доктор прихватил картотеку, охнул и поволок на прежнее место. — И потом, что теперь на Юге…
— Ничего, — вырвалось у Мартина.
— Пациент бежит, — вдруг предупредил Сорьонен. — Будешь прятаться?
Мартин отмахнулся.
— Доктора! Доктора!
— А кого еще они рассчитывают здесь найти? — желчно осведомился Мартин.
Ворвался чумазый, с явными следами уличных работ третьекурсник естественного. Из-под залихвацкого вида повязки на голове топорщились отросшие темные волосы, на робе цвели свежие пятна грязи.
— Доктора! — еще раз возопил он и упер руки в колени.
— Что произошло? — Сорьонен выплыл из наполовину прибранного бардака.
— Там… Там…
Дыхания вестнику не хватало, он таращил глаза, умудряясь одновременно и опираться на собственные руки, и махать ими, пытаясь заменить слова жестами. Мартин старательно поставил на край стола зачем-то схваченный судок с инструментами. Хорошо еще, не кипевший.
— Ну, все, все, — доктор успокаивающе похлопывал гостя по плечу. — Рассказывай по порядку.
— Виртанену. Худо, — наконец, разродился студент и тут же виновато посмотрел на доктора, как будто и не хотел сообщать ему такое. Мартин снова почувствовал себя странно, но лишь на секунду. Сорьонена почти все любили, он что, раньше этого не знал?
Доктор молниеносно ухватил походный медицинский чемоданчик и выпихнул студента в коридор.
— Пригляди тут за всем, — приказал он Мартину и выбежал. Из коридора послышался спокойный, но чересчур громкий докторский голос: — Показывай, где!
Мартин рассеянно огляделся. За чем здесь приглядывать? Он может только с умным видом за столом посидеть, да в случае чего развлекать пациентов разговорами, пока они доктора дожидаются. Впрочем, тоже какая-то польза.
В коридоре давно все стихло, не считая ставшего почти привычным грохота восстановительных работ. На лестнице что-то колотили, во дворе, судя по звуку, опять обижали лошадей, а у него почему-то слишком громко стучало в висках. Мартин забрался обратно на подоконник и стал себя убеждать, что никакого дела до судьбы бывшего докторского ассистента ему нет. И, правда, никакого. К тому же, помощь уже в пути, лучшей не придумаешь.
На полу позабытый таз с тряпкой, на краешке его аккуратно сложены гуттаперчевые перчатки, а чуть дальше, где Мартин еще не успел прибрать — коробки, коробочки, ящички, какая-то железка, бумаги… взгляд упорно соскальзывал именно к этим бумагам, что-то в них было. Мартин сполз с насеста и наклонился, перелистывая подшивки медицинских газет, читать которые ему было бесполезно — максимум, что он мог понять — так это название. А под ними, словно оторвавшаяся от пачки, немного другого формата — "Полярный экспресс", местная, с материка газетенка, на желтой, шелушащейся от малейшего прикосновения бумаге. Мартин осторожно вытащил ее. Месячной давности, уже старая, нижний левый угол размок и поплыл, не прочитаешь. Но передовица почти уцелела, и взглянув на нее, Мартин неловко уселся на ящик, потому что в глазах потемнело, и это следовало переждать.
Потом вспомнилось, ну да, говорил Сорьонен, что будет война. Она и будет, с такими-то попытками конфедератов договориться. Мартин не знал худшего способа взывать о мире, чем приставив к горлу противника нож и чувствуя, как к собственному прижимается точно такой же.
— Снимут карантин, да? — поинтересовался он то ли у пустоты, то ли у вопившего без передышки де ля Росы. — И что дальше?
36
Мартин прождал до самого вечера, успев за это время чуть ли не наизусть выучить "Полярный экспресс" и даже закончить уборку. Пациенты, слава богу, не приходили, и вообще, постепенно все стихло. Когда стемнело, с моря задул ветер, он был ненормально теплым и вовсе не зимним. Мартин посомневался, но открыл окно, когда он это делал, с сырых деревянных рам отслоилась покраска, и только что вымытый подоконник покрылся длинными, сероватыми струпьями.
— Где тебя носит, Кари?
Мартин, впрочем, не беспокоился. Доктор, скорее всего, отправился сразу на вечерний обход, самое время было отлавливать тифозных бегунов, которым все в кроватях не лежалось.
А ему нужно было отправляться в свою резиденцию, на четвертый этаж башни. Глядишь, к тому времени Сорьонен закончит патрулировать, и они поужинают. Мартин уже часа два почти с благоговением прислушивался к тихим, но отчетливым воплям собственного желудка, требовавшего немедленно накормить. Чувство голода, он уже и забыл, что оно вообще бывает. Хотя, после такого-то фронта работ…