В общем, дело не в оружии. Школьники, не имея огнестрела, режут своих соучеников ножами, как это было в Перми в 2018 году. Отправляя ребёнка в школу, нельзя быть в полной уверенности, что уж там с ним ничего не случится. Каждый раз, когда человек садится за руль, он уверен, что не попадёт в аварию и вернётся домой живым и здоровым. Но только в России ежегодно не возвращается домой около 20 тысяч человек, а в больнице оказывается около 250 тысяч человек. Совсем немало, учитывая, что за 10 лет афганской войны погибло 15 тысяч человек.
Тем, что сейчас СКР и прокуратура начнут ломать жизнь людям, не имеющим никакого отношения к преступлению, совершенному в состоянии аффекта 14-летней девчушкой, ребёнком по сути, ещё ничего в жизни не понимающим, не решит проблему школьной стрельбы и массовых расстрелов. Вон, ЦАХАЛ и МОССАД проворонили массовую атаку и массовый расстрел полутора тысяч невинных гражданских, а тут пытаются повесить вину за поведение невменяемого подростка на престарелых тёткок и убитого горем папашу. Это разве правосудие? Разве это не позорный выход из тяжелейшей ситуации ради отчётности о раскрываемости?
В своё время американский писатель Томас Харрис, бывший криминальный репортёр и автор книг о Ганнибале Лектере, гениальном психиатре, предававшемся тонким эстетическим удовольствиям вроде фуа-гра из человеческой печени или поеданием мозга из живого человека, придумал в книге “Молчание ягнят” для ФБР отдел профайлинга. Эта придумка – составлять психологические портреты действующих маньяков и серийных убийц, стала реальностью. Сейчас профайлинг как дисциплина очень развит на Западе, особенно в Британии и США. Благодаря своим наработкам в области психологии и человеческого поведения, англичане и американцы разработали как систему выявления и мониторинга за потенциально опасными элементами, так и смогли влиять на общественные процессы, обеспечив с этой технологией неожиданную победу Трампа в 2016 году.
Для России это пока недоступно, потому что нет ни методологий изучения личностей, ни мощностей для обработки огромных массивов данных и поисков неявных закономерностей. Нужны ЦОДы – Центры обработки данных, нужны такие кластеры из серверов, которые называют нейросетями. В России с этим очень слабо. По всей России около 80 ЦОДов, в то время как в одном только Лондоне их около четырёх сотен. А это стоит немалых денег и требует специалистов, которые, мерзавцы, разбежались по заграницам, не хотели пораскинуть своими ценными мозгами на линии соприкосновения с захисниками жидобандерощины.
По уму, это работа для специальных отделов мониторинга человеческого или подросткового поведения, когда на каждого ребёнка надо заводить файл и пополнять его постоянно, выявляя связи и определенные алгоритмы поведения. Тут дело не только в возможности стать стрелком, но и в своевременном выявлении втягивания юного создания в какие-то деструктивные и жизненно опасные группы типа группы суицидников “Синий кит” или активностью маленького зайчика в даркнете, чтоб вовремя пресечь его подсадку на мефедрон нехорошими дядями. Надо знать всё про семью – есть ли у папы дома охотничье ружьё, пьёт ли мама больше обычного, нет ли в роду самоубийц, есть ли контакты с семьями, где тоже хранится огнестрел, или где старшие брат или сестра втянуты в какую-то экстремистскую движуху типа АУЕ. Подростка, чтоб сподвигнуть на бесчинства, долго уламывать не надо – немножко водки, немножко кокаина, пару энергетиков, воодушевляющие слова, биту в руки – и вот он пошёл лупить прохожих. Из-за отсутствие такого мониторинга молодёжь России выкошена в провинции сначала бандитскими войнами, потом наркоманией, сейчас болезнями всякими странными, от разновидностей ковида и микоплазменной пневмонии до синдрома внезапной остановки сердца. Неудивительно, что работать становится некому, приходится завозить инородцев.