Занятия на первом курсе закончились в июне. Каникулы проводили на специфической практике: кто присоединялся к ликвидации остатков банд на Украине, кто на борьбу с басмачами в Средней Азии, кто проводил лето в своих частях или на специальных стажировках.
Семену Максимовичу, двадцатишестилетнему отличнику, слушателю турецкой группы, дали дипломатическое поручение — отвезти письмо Г.В. Чичерина Кемалю-паше в Турцию и попутно изучить как можно лучше турецкий язык.
Мирный отправился в Турцию в те дни, когда иностранные интервенты подошли к Анкаре. Положение было чрезвычайно грозным. О том, как он добирался туда, о его первой «дипломатической» практике свидетельствуют уцелевшие заметки Семена Максимовича. Привожу их с небольшими сокращениями.
С.М. Мирный: «По дороге в Трапезунд я подзубрил лексику по каким — то неведомым путям попавшей ко мне книге «Тюркише конверзационе грамматик» Генри Егличка, «имперского и королевского австро-венгерского вице-консула и бывшего доцента императорской и королевской восточной академии в Вене», год издания 1895-й.
Из Самсуна на арбах, а кое — где и на собственных апостольских ногах мы двенадцать днй добирались до Кайсера. Туда из военных соображений эвакуировалась часть правительства и полпредства. Из Кайсера через несколько дней мы приехали в Анкару. В обоих городах помещения советского представительства напоминали боевой штаб: лихорадочная работа сотрудников, стук пишущих машинок, телефонные звонки, отправка почты занимали время персонала. Вечером, за бесконечными пиалами чая, обсуждали события дня и положение на фронте, военные сводки. В центре внимания на таких летучках были военные Лихтанский и Маликов. Первый — слушатель дополнительного курса военной академии — был военным атташе. Его помощником был Маликов, слушатель второго курса. Как я завидовал его быстрому чтению турецкой скорописи…»
Штаб Кемаля-паши перед битвой на реке Сакарья находился в горном ущелье, спрятанном в лесах. Туда из Анкары и направился Мирный. Он отметил позже в своих записях, что ему довелось увидеть во время этого путешествия, которое он проделал на телеге.
С.М. Мирный: «Вереницы запряженных волами крестьянских повозок с боеприпасами и продовольствием шли для фронта. Там, на поворотах анатолийских дорог, я наглядно постигал на практике великую силу национально — освободительного движения.»
Дорога шла вверх и привела к ущелью. Все чаще попадались заградительные посты. Красная звезда на буденовке красноармейца, который сопровождал Мирного, служила хорошим пропуском. На вопросы командиров застав он отвечал кратко: «Москва, Ленин».
Кемаль принял посланцев Советской России в штабном шатре. Было ему тогда сорок три года, за плечами остались ссылки, служба в турецкой султанской армии. Человек сложный, с противоречивыми взглядами на развитие Турции, он в то же время понимал значение для Турции дружбы с Советской Россией.
Кемаль с интересом смотрел на посланца Советской страны. Тот стоял перед ним в истрепанном полотняном костюме, в фуражке, в стоптанных солдатских ботинках, в обмотках, спокойно и внимательно разглядывал вождя турецкой революции. После краткого молчания Кемаль пригласил гостя сесть. Спросил, как здоровье Ленина. Получив ответ, поинтересовался, как здоровье эффенди Чичерина. «Эффенди Чичерин тоже здоров» — последовал ответ. Кемаль принял письмо, написанное по-французски, быстро прочитал, изредка бросая взгляды на Мирного, как бы желая что-то спросить. Говорил свободно по-французски, слегка грассируя.
Мирный тоже перешел на французский язык. Кемаль чему-то улыбнулся, скользнув взглядом по истрепанным ботинкам и обмоткам своего гостя. Спросил, где тот учил французский — не в Сорбонне-ли? Гость ответил, что в русской гимназии и в Петербургском университете.
Кемаль еще раз пристально посмотрел на гостя и сказал, что Россию надо уметь понять. Просил поблагодарить за послание. Турция не забудет, что Советская Россия помогает в самые трудные дни ее истории…
Через несколько дней началась битва у реки Сакарья, закончившаяся разгромом интервентов и изгнанием их из страны.
Глава 11. СЛАЩЕВ НА КАФЕДРЕ
1922 г., Москва
Во время гражданской войны конные рейды белого генерала Слащева просто выкашивали ряды Красной Армии. Например, в боях на Чингаре (Перекоп) со Слащевым красные потеряли десять тысяч человек. Плюс жертвы белого террора. В большой степени эти успехи на фронте объяснялись талантом этого русского офицера.