- А если бы знал?
Ильяс пожал плечами и тихо ответил:
- Чего гадать, что сделано - то сделано. Если помнишь, я тогда и сам едва… иногда думаю, что лучше бы сдохнуть, чем такая жизнь. Всеобщее равенство, каждому по заслугам, справедливый суд… в Кандагаре найдется место каждому. Меня вот в доследователи определили, сказали, что психопрофиль подходящий, нужно лишь образование соответствующее, а это дело техники. В Кандагаре много техники, но почти вся под контролем Повелителей. То же самое с информацией, люди знают только то, что положено по статусу, одним больше, другим меньше… ученых специально выращивают. Отбирают детишек по сообразительнее и растят отдельно, тот же скот, только вместо молока - разработки. Называется Проект Рационального использования Человеческих возможностей, правда, считается, что возможностей у нас не так много, слабые, глупые, не способные контролировать собственные пагубные пристрастия, поэтому нуждающиеся в постоянном присмотре. Я вот присматриваю за тобой, кто-то за мной, еще кто-то за тем, кто присматривает за мной. Просто и надежно. Ты не представляешь, как мне все здесь тошно. Назад хочу, там хотя бы в душу не лезли и… проще было. Я уже не знаю, кем я стал, не знаю, зачем живу, ради кого… семьи моей нет, умерли давно. Правнуки? А нужен я им? Или они мне? Незнакомые люди… кругом одни незнакомые люди, и поговорить не с кем. Ты не представляешь, как тяжело, когда совершенно не с кем поговорить. В тишине сидит безумие…
Фоме было жаль этого человека и вместе с тем… сам виноват. Ильяса никто не заставлял идти на предательство, так чего же он хочет? Попросить прощения? У кого? Фома простит, но остальные-то мертвы. Или прощение ему не нужно? Что тогда? Поговорить?
- Ты, главное, помни. В Империи все равны. - Ильяс поднялся и, отряхнув одежду, сказал. - Опасно выделяться среди равных.
Глава 4.
Вальрик
Жить в Саммуш-ун было страшно, во всяком случае, людям. Вальрик видел этот страх так же ясно, как картины на стенах. О, в Восточном дворце было много картин, а еще статуи, ковры, неподъемные мраморные чаши, совершенно на взгляд Вальрика бесполезные и зеркала в массивных золоченых рамах. Вся эта роскошь медленно, но верно зарастала пылью, потому что слуги попросту не справлялись с уборкой. Мало их было, слуг, всего-то пятеро - бСльшее количество людей в замке раздражало Карла.
В результате два крыла из трех пустовали. Вальрику нравилось находиться здесь: тихо, пусто, спокойно, а главное, нет того давящего на виски страха, который серой пеленой висит в обитаемом крыле. И людей тоже нет. Это тоже плюс.
Странные у него отношения с обитателями Саммуш-ун. Да-ори вежливы, но чувствуется, что присутствие Вальрика их тяготит, причем, что странно, Рубеуса тяготит гораздо сильнее, чем Карла. Люди… люди считают Вальрика предателем. Нет, конечно, они учтивы и предупредительны, потому что не хотят вызвать гнев вице-диктатора небрежным отношением к «гостю», но за этой вежливостью таятся ядовитые ароматы: полынный дым, забродивший виноградный сок и мокрая кошачья шерсть. Запахи привычно порождают образы: презрение, непонимание, страх, приправленный ненавистью.
Презрение ранило гораздо сильнее, чем ненависть или страх, он же ничего не сделал, чтобы его презирали, равно как и ненавидели. Во всяком случае, в Саммуш-ун. Попытки заговорить с людьми разбивались на стену молчания, максимум, что получал Вальрик - выверено-вежливые ответы, а потому принял решение, которое самому казалось мудрым, - держаться от людей подальше.
В левом крыле он еще не бывал, и потому заглянул за первую же дверь - светлое дерево, золоченая ручка. Темно, воздух свежий, но все равно чувствуется запах, свойственный заброшенным помещениям. Выключатель на стене, лампочка вспыхивает подобно маленькому солнцу, и Вальрик жмурится, он не ожидал, что свет настолько резкий. Обычно да-ори предпочитали мягкое, приглушенное освещение, вроде вечерних сумерек.
Но здесь явно жил человек. Женщина. Затянутые розовой тканью стены блестят зеркалами, вычурная мебель кажется игрушечной, а из углов с упреком смотрят пыльные мраморные красавицы. В шкафу - шелк, бархат и еще какие-то неизвестные Вальрику ткани, наряды пахнут лавандой и немного странно, что эта блестящая, мягкая гора пылится без надобности.
Хотя… кому здесь нужны шелка? Вот если бы Коннован… впрочем, представить себе Коннован в платье, в этой розово-зеркальной комнате Вальрик не мог, а потому закрыл шкаф и уже собирался выйти из комнаты, когда дверь с легким скрипом приоткрылась и…
Испуганные глаза, прижатый к груди поднос и нервный звон разбитого стекла.
- П-простите, - девушка сделала шаг назад. - Я… я не думала, что кто-то…
Она так дрожала, что Вальрику стало стыдно. У незнакомки яркие синие глаза и желтые веснушки на носу. Кажется, ее зовут Илия, но Вальрик не уверен, опять становится стыдно, уже за то, что он смеет чего-то требовать от людей, когда сам не удосужился запомнить имя девушки.
- Илия?
Она кивнула.
- Проходи, не бойся, - Вальрик посторонился, пропуская девушку, но та не шелохнулась. Изящный поднос, прижатый к груди, тонкие пальчики с розовыми полукружьями ногтей, простое платье невзрачного коричневого цвета. Ей не идет коричневый, подобная красота требует ярких красок и нежных тканей. Например шелка или бархата… в шкафу много нарядов, которые никому не нужны. Конечно, брать чужое без спроса нехорошо, но вряд ли Карл догадывается о существовании этой комнаты, да и зачем вице-диктатору женские платья?
И Вальрик принял решение.
- Илия, зайди сюда.
Она подчинилась, ей было страшно - Вальрик явственно видел все ее мысли - но ослушание прямого приказа противоречило самой сути Илии. Да, вице-диктатор серьезно подходил к выбору слуг.
- Не надо бояться, я тебя не съем.
Она коротко кивнула.
- Положи поднос, да, вон на тот столик.
И снова Илия подчинилась. Она двигалась медленно, словно во сне, и постоянно оглядывалась на приоткрытую дверь. На Вальрика девушка старалась не смотреть, и это обижало. Ну ничего, сейчас она увидит содержимое шкафа… да ни одна женщина не устоит перед подобной роскошью.
- А теперь иди сюда, вот, смотри, - Вальрик распахнул резную дверцу. - Померяй что-нибудь.
Илия не шелохнулась. Да черт побери, она даже не глянула в сторону платьев, она стояла, потупив взгляд, вся ее фигура выражала молчаливую покорность, готовность выполнить любой приказ… только приказ.
На самом деле она его презирает, так же, как и остальные. Презирает и боится, а предложение померить что-либо из шкафа сочла оскорбительным. Вальрика же оскорбляло подобное отношение. В конце концов, почему все вокруг относятся к нему как к парии?
Слово из старинной книги было скользким и неприятным, зато подходящим. Вальрик почувствовал, что закипает. Он никогда раньше не испытывал такой холодной, расчетливой злости, желания отплатить болью за боль, небрежением за небрежение. Эта синеглазая кукла не желает иметь с ним ничего общего? А придется. Не хочет по-доброму? Что ж, если ей нужен приказ, Вальрик прикажет.
- Илия, сейчас ты снимешь то, что на тебе надето и выберешь что-нибудь из этих нарядов. Яркое. Красивое. Подходящее. Понятно?
- Нельзя, - голос у нее тихий, Вальрик с трудом расслышал сказанное. - Повелитель будет против.
- Не будет. Я улажу проблему, честно. И вообще, это приказ, понятно? Ты же не хочешь оспорить этот приказ? - Вальрик испытывал непонятное самому удовольствие, ломая чужую волю.
Она не ответила, она начала расстегивать пуговицы лифа. Она что, прямо здесь собралась раздеваться? Ну да, он же приказал, и что теперь делать? Выйти? Отвернуться?
Черта с два. Он останется и… коричневой платье мятой неопрятной грудой упало на пол, Илия осталась в тонкой рубашке, которая почти ничего не скрывала, она по-прежнему не решалась поднять глаз, и Вальрик был благодарен за это. Ему стало стыдно. Он ведет себя, как последний подонок, пользуется властью, чтобы поизмываться над беспомощной девчонкой, тогда как власть - это прежде всего ответственность.