- Но мы же победили? Или нет?
- Победили, - отозвался Шакра, не открывая глаз. На темной коже блестели капли воды, придавая сходство с одной из бронзовых статуй Саммуш-ун. - Очередная бессмысленная победа…
- Почему бессмысленная?
- А какой в ней смысл? И какой смысл в том, чтобы сражаться с незнакомыми людьми, которые лично тебе ничего плохого не сделали? Ради чего? Пустого веселья? Мимолетного азарта? Чтобы кто-то заработал деньги, а кто-то проигрался? Какова цена жизни?
- Пойдем, - Ским тронул Вальрика за плечо, - он еще долго говорить будет. По мне так лучше напиться, тем более сегодня можно. Обычай такой, победившие… ну или выжившие могут пить столько, сколько захотят, бои плотно не ставят. Ну, как правило.
Людей в столовой было немного, раньше Вальрику не приходилось видеть, чтобы длинные скамьи пустовали. Постоянные тренировки весьма благотворно сказывались на аппетите бойцов, ну а господин Суфа на еде не экономил. На выпивке, если верить Скиму, тоже.
- Ты когда вперед пошел, я подумал что все, сейчас положат… даже жалко стало, а ты сначала одного смел, потом второго, а там и мы подоспели… нет, ну зверь. - Ским жадно глотал горячую кашу, морщился, запивал вином, снова морщился, скорее уж по привычке, чем от боли. - Натуральный зверь.
- Ничего не помню.
Ским не удивился, впрочем, здесь сложно было кого-то удивить таким пустяком.
- Ты, главное, когда послезавтра в одиночные пойдешь, сразу не вали, публика не любит, когда бой заканчивается быстро. Ты чего не пьешь?
- Не хочется что-то.
- Ну и дурак. Будешь как Шакра о каждом неудачнике думать, свихнешься. Или сдохнешь… вот увидишь, на этих Играх Шакре конец, - Ским понизил голос до шепота. - Очень уж странные разговоры он заводит, а зачем камраду Суфе неприятности с Департаментом Внутренних Дел?
- Убьет?
- Ну, не сам, конечно, просто подаст заявку на соперника, который заведомо сильнее. Или расписание составит такое, чтоб без шансов. Знаешь, как это бывает, одна царапина, потом еще одна, и еще, отдохнуть не дают, а выкладываешься каждый раз по полной.
- А Шакра знает?
- Конечно, знает. Оттого и мрачный, раньше-то повеселее был, ну да… противно, конечно, иногда думаешь, взять бы меч, да не в противника, а в этих, что с трибун скалятся… или еще лучше в тех, кто народ на трибуны загнал… вот бы веселье было! - Ским расхохотался, вот только смех вышел нервным, натянутым, а аура полыхнула привычным уже багрянцем ненависти.
- Да ты ешь, ешь… тебе еще жить и жить, во всяком случае, до тех пор, пока Суфа свои деньги не отработает, да и потом тоже… пятый год - самый опасный, контракт заканчивается, зачем беречь? Незачем. Вот тебе еще одна причина… не жилец Шакра. А жаль, хороший парень. Ну да за то, чтоб я ошибся.
Вальрик выпил, безвкусная жидкость, безвкусная еда и тошнотворное предчувствие беды. Какого черта он здесь делает? Убивает. Сегодня он убил троих, плюс один в самом начале, итого четверо.
А Ским не ошибся: Шакра погиб на седьмой день Игр. К этому времени личный счет Вальрика увеличился до десяти. Хорошее число, круглое, а Шакру жаль. Только жалость какая-то натужная, точно чужая… все здесь чужое, только ярость, иступленная, затмевающая сознание ярость принадлежала Вальрику.
К концу сезона он заработал двадцать тысяч юаней на подпольном тотализаторе и прозвище Зверь. Впрочем, со вторым Суфа подсуетился. Он свято верил в громкие имена.
Коннован
Сколько я иду? Не знаю, не помню… долго. Ночь, ночь и еще ночь… много ночей подряд. Кровь того мальчика согрела, уняла боль и отодвинула страх. Кровь дала шанс выжить, и я им воспользовалась, только хватило этого шанса ненадолго.
А вообще осень здесь ранняя. Долгие дожди, но не мутные, закрывающие небо и солнечный свет, но холодные и резкие. Они шли постоянно, днем, ночью, на закате и рассвете. Порой мне казалось, что весь окружающий мир состоит из захлебывающейся водой земли, редких клочьев жухлой травы и ранних заморозков, когда темные окна луж подергиваются тонкой болезненно хрупкой корочкой льда. Стоит прикоснуться, и корочка разламывается, льдинки осколками впиваются в пальцы, а вода норовит вытянуть остатки тепла.
Небо над головой постоянно затянуто клочковатыми тучами, глядит враждебно, точно винит в чем-то. Правда, иногда оно проясняется, светлеет и выпускает на волю крупные звезды, и в такие минуты я чувствую себя почти счастливой. Но как же их мало…
Слишком мало, чтобы вырваться из дождливой бесконечности. С каждой ночью я все больше и больше отдалялась от реальности, словно то болото, которое когда-то отпустило меня на волю, вернулось, чтобы теперь заявить свои права. А у меня не было сил сопротивляться. Я куда-то шла, сама не понимая, куда и зачем: время, отведенное Карлом, истекло, а значит, задание потеряло смысл… и вообще снаружи время течет иначе. Впрочем, я уже не была уверена, что тот мир, мир снаружи, существует. Дождь существовал, и холод тоже, и снег, который выпал сегодня на рассвете - белые невесомые хлопья.
Я поймала снежинку ладонью и долго любовалась ровными линиями. А потом вдруг поняла, что снежинка не тает. Должна таять, а она лежит себе и… наверное, я умираю.
Вообще мне давно следовало умереть, холод - это враг, а крови, чтобы согреться, нет. Сколько дней я уже без крови? Долго. Ровно столько, сколько длится эта осень.
Сапог, пробив ледяную корку - сегодня она плотнее, чем вчера - провалился в лужу, тоже ледяную, но этот лед еще жидкий. Ступня моментально онемела, но это не надолго, пройдет. Или не пройдет. Возникла трусливая мысль лечь и лежать. Долго лежать, пока белый снежный пух не укроет меня с головой, а потом еще немного, пока не умру. Должна же я когда-нибудь умереть.
Но прыгаю на месте - ступня моментально отзывается болью - ленивой, вялой, примороженной - и завожу разговор. Это всегда помогает, если не молчать, а говорить. Правда, мой собеседник меня не слышит, но мне уже не важно, главное - двигаться вперед.
- Знаешь, в снеге есть что-то сказочное, мир точно становится чище, хотя это, конечно, глупость. Днем снег растает, и я снова буду барахтаться в грязи…
Уже барахтаюсь, поскользнувшись на полусгнившем пучке травы, с трудом удерживаю равновесие.
- В горах всегда снег. Мне бы очень хотелось показать тебе горы, настоящие, а не те, в которых мы были. Настоящие горы ни на что не похожи…
Зажмурившись, я представила Орлиное гнездо. Тонкие силуэты башен - отражение острых горных пиков, черный провал пропасти, не пугающий, а привычно-дружелюбный. Низкое-низкое небо, которое иногда кажется шершавым, а иногда до того гладким, что начинаешь думать о том, отчего звезды не скатываются вниз.
Звезды в пропасти - забавно.
Звезды похожи на снежинки, вот только не такие холодные…
- Почему ты не отвечаешь? Почему не вытащишь меня отсюда? Ты ведь слышишь, я точно знаю, что ты слышишь… почему тогда? Разве не чувствуешь, как мне плохо?
Собственный крик пугает, и рой встревоженных снежинок, взлетев с пушистой еловой лапы, сердито царапает лицо. А снегопад все усиливается и усиливается… наверное, я все-таки умру. Мысль не вызывает отторжения или желания бороться. Смерть - это покой, а я так устала идти…
Дверь возникла из ниоткуда, белая и стерильная, с простой металлической ручкой и предостерегающей надписью «Посторонним вход воспрещен!». Смешно… Страшно, но еще страшнее остаться среди мокрой степи и пушистых снежинок, которые отчего-то не тают на ладони.
Глава 9.
Фома
Огонь робко пробует на вкус толстые, чуть сыроватые дрова, похрустывая золотистой корой, и раздраженно сыплет искрами, ненароком коснувшись смоляных капель. А Марк то и дело подбрасывает новые ветки, и Фома отворачивается, чтобы не видеть, как съеживаются длинные иглы, точно стремясь оттянуть неизбежное соприкосновение с пламенем.
- Все равно не понимаю, - Марк вытер пот. - Перемудрил чего-то генерал… вот ты сам веришь в то, что говоришь?