Глазами Мираниса
Миранису все нравилось. До того момента, как в комнате появился Арман...
- Опять всю малину испортил, - пьяно прошептал тогда принц.
Арман ничего не ответил. Осмелился бы! Но губы его презрительно сжались, светлый взгляд резанул сталью, и рыжеволосая девка сама сползла с кровати и забилась в угол, бросая на дозорного умоляющий взгляд.
- Я не знала... прошу... я не знала!
- Позовешь магов и удостоверишься, что она не беременна, - приказал Арман стоявшему за его спиной дозорному. - Убедишься, что все всё забыли, кроме трактирщика. Объясни ему, что будет, если он еще раз приютит нашего принца.
- Какой заботливый... - прохрипел Миранис, свешиваясь с кровати. Его вырвало.
А чистоплюй Арманчик с брезгливой миной обошел лужу, помог сесть, и, вытащив из рукава платок из кружев тонкой работы, подал другу.
- Вытрись, мой принц!
Миранис вытерся. Вернул испачканный платок Арману, с удовольствием полюбовался, как Арман «украдкой» отдал дорогой платок служанке. Девчонка будет рада. Выстирает кружево, выпорет дорогую вышивку с инициалами, а потом продаст, да дорого, Арман при себе дешевых вещей не терпит. А Арманчик, все так же невозмутимый, кинул на кровать чистую одежду, даже дернулся к принцу, чтобы помочь одеться, но Мир раздраженно отмахнулся - уж настолько он не пьян!
- Пойдем, - протянул руку дозорный, когда принц натянул, наконец-то, тунику со штанами и нашел ступнями сапоги.
- А если я не пойду?
- Повелитель приказал тебя привезти либо сообщить, где ты находишься, - ровным тоном, как ребенку, начал в который раз объяснять Арман. Зануда! - Ты же знаешь, что я служу не тебе, а твоему отцу, клятву ему давал, потому ослушаться не могу. Даже ради тебя не могу, мы уже об этом разговаривали и не раз. Прошу, Миранис. Будет лучше, если я тебя привезу в замок. Будет лучше, если Деммид увидит тебя... когда ты очухаешься.
Какой деликатный... «когда очухаешься». Миранис тогда, помнится, рассмеялся Арману в лицо, но позволил помочь себе подняться. И даже позволил себя свести вниз по ступеням, в тяжелую густую как масло тишину зала.
***
- Ты не понимаешь, - пьяно сказал Миранис. - Арман, ты ничего не понимаешь...
- А если понимаю? - тихо ответил друг. - Но напиваться....
- Мне тошно...
Карета подпрыгивала на камнях мостовой, мазали по занавескам отблески фонарей.
- Знаю.
- Я чувствую себя как разряженная кукла, которой все восхищаются, но никто не воспринимает всерьез.
- Знаю, - вновь ответил Арман.
- Но почему ничего не делаешь, чтобы помочь? Ты мне друг или нет?
- А ты как думаешь?
***
Миранис обернулся к дозорному и глазам своим не поверил. Никогда еще он не видел Армана таким - бледным, с пылающими глазами, с ходящими по щекам желваками. И успокоился. Потому что такой Арман ему нравился больше, чем обычный. Потому что такому не было все равно. Всему замку было, а Арману...
- Прошу тебя мой принц, - в один миг пришел в себя Арман.
- Просишь о чем? - тихо спросил Миранис.
- Будь осторожнее. Хоть немного... Мир, ради богов!
- Хочешь отчитать меня, как мальчишку?
- Не осмеливаюсь.
- А что бы ты сделал, будь я, к примеру, твоим братом?
Арман бросил на принца такой взгляд, что Миранис расхохотался и сел в кресло, закинув ногу на ногу. Нет, это действительно забавно. Гордый неприступный Арман умеет подчинить любого одним словом. Но совсем же не умеет подчиняться, как это пристало придворному. И как только отец с ним справляется?
***
Поднимать браслета Миранис не стал - он поднялся с кресла, развернулся и посмотрел в холодные глаза друга. Принц и его дозорный были одинакового роста, но совсем разные, и Миранису никогда не нравилась сдержанность Армана. Закрывающая друга ледяная корка раздражала. Хотелось ударить по ней кулаком, заставить пойти трещинами и осыпаться, открывая другую, более теплую сердцевину.
Да и была ли эта теплая сердцевина? Арман был крайне корректен и осторожен со своим принцем, но дозор, по слухам, держал в ежовых рукавицах. И милосердия не проявлял почти никогда, считая его слабостью. «Ледяной клинок повелителя», столь поразительно точное прозвище. Холод и ослепляющая чистота - Арман не только был идеальным, он требовал идеальности от остальных. Даже от своего принца. А Миранис идеальным быть не собирался.