еще здоровые семьи.
Все кладбище — в увядающем ковыле.
Она выбирается
и идет.
Смелее.
Смелей.
Говорят, что мало кого там рождает степь,
может быть, чтоб наказать,
а может быть — исцелить.
А она идет и очень хочет успеть,
Закрывай глаза и увидь же ее.
Увидь.
2. ДЕВОЧКА КИРА
Бродит чума по городу, листья дышать устали. Мертвые голуби. Желтый
осенний свет.
Кира живет в волшебном кристалле, выхода из которого нет.
Тише, не пей из отравленного колодца, мертвых по имени не зови.
Если покинуть кристалл, взорвется зараза в ее крови.
Язвами зацветет по ладоням тонким,
жаром окрасит рот,
мертвым черным котенком дорогу ей перейдет.
Кире четырнадцать, у нее есть любимый ужик. В кристалле весело, туда
приходят играть,
лишь не ходи наружу, не возвращайся домой, не ложись в кровать.
Если ты верить не перестал, то и листья тебе — червонцы,
покуда веришь в волшебный кристалл, то и смерть от тебя отвернется,
В городе ветер заразой веет, но дело совсем не в том.
Дети в кристалле становятся все взрослее. С каждым проклятым днем.
У Киры есть брат. У него настоящий ножик. Он выходит победителем в
каждой из драк.
Он гоняет пришельцев (и взрослых тоже), он отлично умеет так.
Дети знают, как пахнет кровь и как хоронить погибших,
дети играют патронами, катают их в пальцах гибких,
дети сочиняют, как победить чуму,
приносят Кире заколдованные конфеты,
только не верь, не верь никому. Взрослым уж точно здесь веры нету.
У взрослых своя игра — их мир от чуда устал,
они говорят «пора» и наводят орудия на кристалл.
Осень, расквашенная дорога, мерзкая, злая слякоть.
Дети умеют лечить немного. И не умеют ни капли плакать.
Нынче хреновые сказки в мире, замешанные на крови.
Молча ребята приносят Кире орешки свои и патроны,
Небо коптят посеревшие трубы, много осколков лежит на песке.
У брата Киры тонкие губы и тонкий ножик в руке.
3. ЭСПЕ-ИНУН
Не ходи во степь, на следы их не наступи, если есть оберег — покрепче сожми, зажмурясь. Говорят, что они приходят из вечной Степи, словно ветер с востока и пылевая буря. Говорят, что у них вместо ног — обломки костей, говорят, что заметишь, если вовремя присмотреться, говорят, что они особо не любят детей, и еще что они совсем не имеют сердца.
Есть одна в этом городе — бывает, идет навстречу, и как будто степное солнце глаза ей жжет. У нее всегда исполнены яда речи, и еще говорят, что она никогда не лжет. Все равно ей не стоит верить, держись подальше, обойди стороной и ей не смотри в глаза. Не бывать порожденью Степи человеком, даже если очень хочется обратное доказать.
Бродит ветер по городу, слышно его не сразу, пахнет степью, и в ужасе крестятся горожане. Говорят, что они хозяйки любой заразе, просыпают дикое семя в дыру в кармане.
А она на рассвете выходит в степь и приносит ей в жертву кровь.
И сжимается больно заразой выжженное нутро.
Умирает город, дети точат ножи, что поделать — никто не подскажет, никто не знает. Если слишком долго в городе этом жить, вырастает сердце в груди, как трава степная. Слишком много горькой настойки на злой траве, не забыться, не успокоить живое сердце, только вкус на губах, да ясно так в голове, и еще никак не согреться.
Горожане ропщут, город больной расколот, на доске друг с другом сходятся два ферзя.
«Ты иди. Выручай этот чертов город.
Мне нельзя».
И глядит ему вслед, и кутается, и стынет, не смотри на нее, уж лучше глаза закрой.
Пробиваются в городе стебли степной полыни, на земле проступает кровь.
4. ИНКВИЗИТОР
Она выходит на станции, дальше идет пешком.
Перед ее приходом ежится каждый дом,
о ней говорят вполголоса,
шепотком,
лучше — с закрытым окном,
самый умный — тот, кто всегда молчит.
Она приходит, отражаясь сразу во всем,
бубновым тузом,
черным ферзем.
Гамбит.
Она приходит. Замирают, молчат дома.
В свете фонарей — извилистая дорога.
Нечего взять с меня, руки пусты, пусты закрома,
проходи, не трогай.
Она идет по улице, прямая, словно солдат,
и все молчат.
Не говори, не думай, по имени не зови,
старые сказки замешаны на крови,