– Нет, Зоран. Матадором мне уже никогда не быть. Для этого все-таки нужны две ноги. Две нормальных, здоровых ноги, Зоран, а не нога и обрубок. Да и к тому же не хочу я возвращаться туда, где родился.
– Это из-за Флави?
Динкель снова погрустнел.
– Да. Из-за Флави. Она все еще с этим чертовым Эмилем, представляешь? С этим напыщенным смазливым щенком! И из-за чего – не пойму! Сколько бы я для нее не делал, сколько раз не намекал бы на свои чувства, она все равно остается ко мне холодной. Взять хотя бы наше последнее морское путешествие! Представляешь, Зоран, стоит она такая с Жаком и этим своим Эмилем, хохочет и случайно роняет в море свою заколку, подарок папы. Расстроилась вся, чуть ли не плачет, а Эмилю хоть бы что! Знаешь, как он отреагировал? Он просто пошел есть! Флави, значит, стоит перед ним на слезах, места себе на находит, а он просто есть пошел! И она все равно с ним! А хочешь узнать самое интересное? Я нырнул за этой чертовой заколкой и отдал Флави! И знаешь, что она мне на это сказала? Ничего! Ничего! Она просто взяла заколку и все! Просто, черт побери, молча взяла заколку и все!
Зоран поймал взгляд стоящей неподалеку от них Флави. Он разбирался в женщинах и умел читать кое-что по глазам. Циркачка смотрела, чуть приоткрыв рот, на Динкеля и казалось, забыла обо все на свете. Вдруг к ней подошел Эмиль и обнял за талию, но она, вроде бы, даже этого не заметила.
– Куда ты смотришь, Флави?
Та, немного растерялась:
– А? Что? Нет, никуда. Пойдем, Эмиль.
Зоран посмотрел на Динкеля с загадочной улыбкой так, словно знает какой-то секрет:
– Знаешь, Динкель, мне кажется, Флави ты не безразличен. Просто ей нужно время.
Жонглер отмахнулся:
– Посмотрим. Будь что будет.
– И то верно.
Они замолчали, глядя на костер и слушая его успокаивающий треск. Динкель нарушил тишину первым:
– Что мы все обо мне, да обо мне, Зоран? Ты-то как? Все помогаешь нашему нерадивому дознанию преступления раскрывать?
– Да, Динкель. Кому как не мне.
– А с женщинами как у тебя? Все по борделям бегаешь или нашел кого?
Зоран вздохнул.
– Сам не знаю, Динкель. Вроде бы и нашел, а вроде бы и тут же потерял. Как там в твоей песне? «А ночь полна зловещих приключений, полна случайных судьбоносных встреч»…
Динкель заулыбался:
– Звучит интересно. Она красивая?
– Красивая.
– И где же вы с ней познакомились?
– В Ланте, Динкель. Мы познакомились на карнавале.
Снимая маски
Во всем пышном великолепии карнавала, среди множества одинаковых в своей помпезности нарядов, Зоран, даже пристально вглядываясь в маски, носимые гостями, не мог угадать под ними ни одного знакомого ему лица. Хотя таковых под масками скрывалось совсем не много.
Ежегодный карнавал в городе Лант был событием особым для сурового и страдающего дефицитом праздников Ригерхейма. В самый южный город государства со всех его уголков приезжали самые знатные и уважаемые люди: потомственные дворяне, выдающиеся деятели науки и искусства, банкиры и чародеи. Каждый из приехавших на карнавал был одет по последнему писку карнавальный моды и пышностью одежд с лёгкостью мог сойти за члена королевской семьи.
Карнавал был отличным мероприятием для знатных гостей в плане открывающихся для них возможностей заводить новые, выгодные знакомства. Нередко на этом празднике жизни представители торговых гильдий заключали между собой партнёрские отношения, а пожилые главы дворянских семей, гонясь за процветанием своего рода, заключали кровные союзы, договариваясь связать узами брака своих детей.
Оставшееся от деловых переговоров время, гости, пестря остроумием, тратили на непринужденные беседы, созерцание великолепных по красоте фейерверков, поедание деликатесов, азартные игры, обильные возлияния и танцы. А когда концентрация алкоголя в крови гостей достигала максимума, многие из них придавались утехам куда более низменным. И оргии на данном карнавале были далеко не диковинкой, хотя это, само собой, не афишировалось.
Однако до победы похоти над воспитанием празднующими было выпито ещё недостаточно. И хотя Зоран был далеко не прочь с головой окунуться в омут разврата, он пока что был вынужден с тоской бродить по карнавальной площади, протискиваясь между группами людей, беззаботных и хохочущих, и, как казалось Зорану, никогда не видавших в своей жизни ни проблем, ни забот, ни горя.
«Праздные, размалеванные индюки».