Я почувствовал в его речи некие нотки удовлетворения. Мол, заслужили. Не собираюсь судить тех, кто боится 90-х. Это было действительно сложное время, когда у родителей даже не было денег на молочко для малышей. Экономили на еде. Кто за грибами ходил, не вылезая из леса, чтобы семью прокормить, кто на двух работах пахал как проклятый. Конечно, благодаря пропаганде сейчас во всём виновны то США, то ЦРУ, то масоны с жидами. Хотя олигархи, наворовали не меньше, выведя все деньги в западные оффшоры. Только вот лидер наш посадил, видимо, тех, с кем договориться не сумел, раз Усманов, Абрамович и другие, так и не понесли наказания за свои деяния, ибо только идиот будет говорить, что они заполучили заводы и фабрики разваленной страны честным путём. Но не понимаю я тех людей, кто смотрит сейчас телевизор и с упоением наблюдает за гибелью сотен тысяч людей, своими глазами в прямом эфире глазеет на гибель целой страны, пишет комментарии, мол, мало им ещё. Зачем вы это пишете? Я знаю, что это прозвучит грубо, но желая этим людям гибели и страданий, вы заслуживаете того же самого! Где милосердие и сострадание?! Где молитвы всевышнему, чтобы страдания людей прекратились. Да, может они (американцы) в 90-е за вас не молились, может быть, кто-то и радовался терактам в России и иным катастрофам, но это не значит, что вы имеете моральное право вести себя, как звери, желая этим людям ещё больше страданий, если сами пережили подобное. Не берите на себя роль небесного судьи. Будьте выше своих кровожадных порывов!
На самом деле после встречи с Карякиным, просто руки опустились. Плюс отвратительная пасмурная погода добавляла негатива. Хотелось найти какой-нибудь чулан, запереться в нём и не выходить месяц, чтобы не выводить на свет своих внутренних демонов, желающих разнести этот мир в щепки. Но, всё-таки, правильно говорят. Всё, что ни делается, то к лучшему. Так мне показалось поначалу. На самом же деле этот день с самого начала обещал нам только несчастья. И главное из них было только впереди.
Наташа заметила, как неподалёку «конфедераты» куда-то ведут военнопленных «северян».
– Гляди! – Произнесла она.
– Что? – Я взглянул на неё. Та показала рукой в сторону солдат.
– Пошли, узнаем, что к чему?
С одной стороны, чёрт знает, что там у них. Так что интересно было узнать, какого чёрта происходит. Вдруг хороший репортаж выйдет? С другой же, в голове зародилось нехорошее предчувствие. Интуиция била тревогу во все колокола: «Не надо туда лезть!» Не знаю, каким образом, но мне удалось отключить свой внутренний набат. А что вы хотели? Такая работа. Любопытной Варваре, конечно, на базаре нос оторвали, но нам за это деньги платят. Так что чёрт с ним, с носом.
– Пошли.
Мы осторожно двинулись за группой следом. Было их шестьдесят человек: десять конвоиров и полсотни пленных янки. Солдаты двигались окольными путями, постоянно оглядываясь кругом. Видимо, боялись слежки. Или не желали попасться другим патрулям. Хотя, чего им бояться то? Всё-таки свои же…
Так мы и следовали за ними всё дальше и дальше, пока солдаты не привели их полуразрушенной каменной часовне, где не было, по их мнению, любопытных глаз.
Хлынул ливень.
Я должен быть предположить, что сейчас может произойти. Сию же минуту взять Наташу за шкирку и увести как можно дальше отсюда, используя в качестве повода наступившую непогоду. Любопытство взяло верх, да и не могло быть так, что случилось. С репутацией «конфедератов» подобные действия были бы самоубийственными, если бы новость о данном инциденте попала в СМИ. Неужели этим парням было наплевать на их общее дело? Задумывались ли они хоть на секунду, что могут навредить сами себе?
Солдаты вскинули винтовки и начали бить пленных прикладами, пытаясь сбить их в плотную кучу. Один из узников вскрикнул от боли.
– Молчать, черномазый! – Повелительным тоном, почти прошипев, чтобы вышло негромко, произнёс один из «конфедератов».
– Что они делают? – Взволнованно молвила Наталья.
– Не знаю. – И как назло, объектив фотоаппарата был сломан!
– Вы ещё ответите за свои преступления! – Гордо заявил один из пленников и тут же получил прикладом в поддых. Грохнулся, как мешок муки в руки остальных товарищей по несчастью.