Всё, что произошло за то время, когда я присутствовал на поле боя, перевернулось в одночасье. Что, если сброс бомбы – это не личные амбиции полковника Трумэна, который просто хотел славы великого полководца? Что именно он хотел показать той бомбардировкой? Что правая Америка всё ещё сильна, так что не лезьте сюда, что бы ни задумали? Будто собака, боящаяся сильного противника и скалящая зубы… Не от злости, а от страха! А может быть, таким образом, он хотел привлечь добровольцев из других стран на их сторону? Как Людмила Павлюченко в своё время приехавшая в США и заставившая американскую молодёжь массово записываться в армию. Мол, это будет лёгкая прогулка для вас, смотрите же, как мы их… Или показать, что они ещё не проиграли, а значит, в них можно вложить деньги, поставить вооружение? Слова про репарации также были связаны с этим… Смотрите, ребята! Мы на одной стороне! Помогите же… Но откуда у него была такая уверенность в том, что добровольцы и вооружение из России или даже стран Европы польётся к ним в руки? Полагаю, что добровольцы из других стран уже воюют здесь, а значит, я должен их найти! Ну, или они найдут меня.
Всё, что случилось за сегодня, станет сенсацией. И, хоть многие слова Трумэна не нашли во мне поддержки, например, про империи и угнетаемые народы (хоть и честно признаюсь, я засомневался в собственных убеждениях), но знал точно одно. Интервью должно дойти до читателя. Без единого изменения или ремарки… Люди должны знать именно то, что он сказал. Это мой журналистский долг. Ведь наша профессия, она такая… Что бы мы ни думали, каких убеждений сторонниками бы ни являлись, читателю, зрителю должна подаваться информация исключительно нейтрального окраса. Люди сами должны спросить себя, правда это, или ложь. Верить прочитанному или нет. Потому что журналист – это не агитатор или пропагандист, а исключительно сторонний наблюдатель, и никак иначе. Есть у тебя убеждения, мысли по поводу события? Оставь их при себе! Ты не философ, политолог, критик или публицист. Только очевидец, умеющий правильно описать произошедшее. Лишь так, без всяких но!
Единственное, что я однозначно решил для себя – не буду описывать события в таком пафосном ключе, как того желал Трумэн. Опять же по вышеперечисленным причинам. Я наблюдатель!
Вернувшись к себе, я обнаружил стоящую около кровати сержанта Лоуренс.
– Вы меня ждёте? – спросил я.
Сержант развернулась и улыбнулась:
– Да. Полковник Трумэн просил вас хорошо обустроить.
– Честно говоря, я и не рассчитывал на пятизвёздочный отель, – рассмеялся и добавил, – Вам не о чем беспокоиться.
– Я рада. – Показала рукой в сторону выхода, – тогда я пойду?
– Нет. Я хотел бы задать вам пару вопросов, если вы, конечно, не против…
Сержант смутилась:
– В принципе нет. А какого рода будут вопросы?
– Что-то вас тревожит?
– Если это интервью, то хотелось бы видеть список вопросов…
Поспешил её успокоить:
– Не волнуйтесь! Вопросы без подвохов, да и, буду откровенен, исключительно ради меня. Уверяю, они не войдут в репортаж или статью, если вы так захотите. Это будет недолго. Я бы даже сказал, светская беседа.
Лоуренс успокоилась:
– Если беседа, то я всегда за.
Присел на кровать, хлопнув ладонью по другой её стороне:
– Не стойте, присаживайтесь.
– О, нет! – Сержант выставила перед собой ладони, – я постою.
– Ну, тогда расскажите, пожалуйста. Почему вы сражаетесь с «конфедератами». Неужели лозунги за свободу женщин вас не прельщают?
Лоуренс рассмеялась:
– Знаете, я часто об этом думаю. С одной стороны я женщина, и мне хочется как то… Как это сказать… Сильнее влиять на политику, культуру. Что-то предлагать, учить других жизни, – рассмеялась, – но всё чаще ловлю себя на мысли, что хочется быть любимой. Для них (феминисток) я подстилка… Жертва патриархата, изнасилованная тысячью мужчин, или как они там это себе представляют… А на деле, у меня и секса то ни разу не было, – покраснела, – я не отношусь к мормонам, просто не довелось… Хотя, понимаю, что в наше время в такое сложно поверить. Не знаю… Хотелось бы получать от мужчин цветы. Чтобы самый любимый, выбранный из остальных, целовал, обнимал, заботился. Феминистки это не принимают. Хотя, быть может, я изменю своё отношение к жизни в дальнейшем, но точно не сегодня. Знаете, у меня был свой блог…