Я сомневаюсь, что в вашем тихом Камарге вам угрожает опасность со стороны гранбретанских заговорщиков, так что спи спокойно! Я точно знаю, что эти тайные культы не пользуются популярностью и существуют лишь в тех частях Лондры, которые пока не подверглись перестройке. Подавляющее большинство населения – и аристократы, и простые люди – с радостью вернулись к нормальной жизни и к парламентскому правлению. В старину, когда Гранбретань не страдала от недуга, у нас и правил парламент. Надеюсь, что теперь мы снова здоровы и скоро последние очаги болезни исчезнут из нашего общества.
Ходит еще один странный слух, который не удалось проверить моим лазутчикам: якобы самые страшные лорды Темной Империи всё еще живут где-то, дожидаясь момента, чтобы «по праву занять место властителей Гранбретани». Не могу в это поверить, это больше похоже на обычную легенду, сочиненную недовольными. Ведь в таком случае в пещерах по всей Гранбретани должны спать тысячи героев, готовых прийти на помощь заговорщикам в нужный момент (интересно, почему этот момент всё не настает?). Чтобы обеспечить нам безопасность, мои люди стараются разыскать источник слухов, но должна с сожалением признать, что уже несколько наших человек погибли, разоблаченные приверженцами культа. Дело займет не один месяц, однако я полагаю, что мы скоро избавимся от всех любителей масок, в особенности когда все темные трущобы, где они предпочитают обретаться, будут разрушены.
– Какие-то тревожные вести от Фланы? – спросила Иссельда мужа, когда он сложил пергамент.
Он покачал головой.
– Не совсем. Всё это лишь подтверждает слухи, доходившие до меня прежде. Она пишет, что в Лондре стало больше сторонников ношения масок.
– Значит, это длится уже какое-то время? И далеко ли зашло?
– Очевидно, нет.
Принц Лонсон засмеялся.
– Их на удивление мало, моя госпожа, уверяю вас. Большинство простых людей с радостью избавились от этих громоздких масок и тяжелых одеяний. Это же касается и аристократов, за исключением некоторых членов военных кланов, оставшихся в живых, – к счастью, таких совсем не много.
– Флана пишет, что, по слухам, в живых остались самые влиятельные, – ровно проговорил Хоукмун.
– Не может быть. Барона Мелиадуса ты, герцог, уничтожил лично, разрубил от плеча до паха собственным мечом!
Пару гостей это замечание принца Лонсона явно смутило. Он рассыпался в извинениях.
– Граф Брасс, – продолжал он, – уничтожил Адаза Промпа и еще нескольких. Шенегар Тротт тоже погиб, в Днарке, рядом с Рунным посохом. Остальные: Микошевар, Нанкенсин и иже с ними, тоже мертвы. Тарагорм погиб при взрыве, а Калан совершил самоубийство. Кто же тогда остался?
Хоукмун нахмурился.
– На ум приходят только Тарагорм и Калан, – сказал он. – Только их мертвых тел никто не видел.
– Но ведь Тарагорм погиб, когда взорвалась боевая машина Калана. Никто не выжил бы там.
– Ты прав, – улыбнулся Хоукмун. – Глупо даже и предполагать. Есть занятия получше.
И он снова заговорил о праздничных мероприятиях, назначенных на день.
Однако Хоукмун знал, что вечером отправится к руинам церкви и встретится с тем, кто называет себя графом Брассом.
Глава четвертая
В компании мертвецов
День клонился к закату, когда Дориан Хоукмун, герцог Кёльнский, лорд-хранитель Камарга, снова выехал на продуваемые мистралем болота, углубляясь в свои владения; он смотрел, как кружат алые фламинго, видел вдалеке стада белых быков и рогатых лошадей, наблюдал, как колышется зеленый и коричнево-желтый камыш, как вода в лагунах становится кроваво-красной из-за заходящего солнца, и вдыхал пронизывающий воздух, приближаясь понемногу к невысокому холму, где высились старинные развалины, руины, по которым карабкался плющ с фиолетовыми и янтарными цветками. Именно здесь, когда погас последний солнечный луч, Дориан Хоукмун сошел с рогатого коня и принялся ждать появления призрака.
Ветер трепал его плащ с высоким воротом. Ветер дул Хоукмуну в лицо и холодил губы. От него шерсть на спине лошади подергивалась рябью, словно вода. Он от души гулял по просторным заболоченным равнинам. Но когда дневные животные начали готовиться ко сну, а ночные еще не успели выйти на охоту, над великим Камаргом опустилась зловещая тишина.
Даже мистраль затих. Камыши больше не шуршали. Ничто не двигалось.
Хоукмун ждал.