– Я разведаю местность, а вы пока отдохнете. Могу поклясться, что Сориандум где-то рядом. Я покружу тут, пока не найду его… ну, или то место, где он стоял. В любом случае, там должен быть источник воды.
– Это не лишено смысла, – согласился граф Брасс. – А если ты устанешь, тогда тебя сменит кто-нибудь из нас, потом следующий. Но ты уверен, что Сориандум близко?
– Да. Я поищу холмы, которые стоят на границе пустыни. Они должны быть где-то неподалеку. Если бы дюны были немного пониже, не сомневаюсь, мы бы уже увидели их.
– Очень хорошо, – сказал граф Брасс. – Мы подождем.
И Хоукмун вскочил на верблюда и ускакал, оставив товарищей отдыхать.
Однако наступил уже полдень, когда он поднялся на двенадцатую по счету дюну и только тогда наконец-то увидел зеленые подножья гор, у которых некогда стоял город Сориандум.
Вот только разрушенного города призрачного народа он не увидел. Хоукмун старательно нанес маршрут на карту и пустился в обратный путь.
Он почти вернулся на место их стоянки, когда снова увидел пирамиду. Какая глупость, что он оставил огненное копье в лагере, не зная, владеют ли его товарищи таким оружием, да и захотят ли притронуться к нему после того, что случилось с Оладаном.
Он слез с верблюда и, как можно осторожнее, пользуясь даже самыми небольшими укрытиями, подкрался ближе. Автоматическим движением вынул из ножен меч.
Теперь ему было слышно, как вещает пирамида. Калан Витальский в очередной раз старался уговорить трех друзей убить его, Хоукмуна, когда он вернется.
– Он враг вам. Что бы я вам ни говорил, я говорил чистую правду о том, что он приведет вас к смерти. Ты вот, Гюйам Д’Аверк, знаешь, что ты сторонник Темной Империи, а Хоукмун заставит тебя пойти против Темной Империи. Аты, Боженталь, ненавидишь насилие, Хоукмун же превратит тебя в человека, способного творить насилие. И ты, граф Брасс, всегда соблюдал нейтралитет, когда дело касалось Темной Империи, а он сбил тебя с толку и вынудил сражаться с той самой силой, которую пока что ты считаешь объединяющей для Европы. И вот, вовлеченные обманом в действия, противоречащие вашим собственным интересам, вы погибнете. Убейте Хоукмуна сейчас, и тогда…
– Ну так убей меня! – Хоукмун поднялся в полный рост, раздраженный речами Калана. – Убей меня сам, Калан. Почему бы нет?
Пирамида по-прежнему висела над головами его друзей, пока Хоукмун смотрел на них с высоты дюны.
– И каким же образом моя смерть сейчас изменит всё, что уже случилось в прошлом, Калан? Либо твоя логика хромает, либо ты так и не сказал нам всего, что должен!
– Кроме того, ты уже начинаешь надоедать, – добавил Гюйам Д’Аверк. Он вынул из ножен изящный меч. – А я ужасно устал и хочу пить, барон Калан. Наверное, попытаю сейчас удачу, поскольку в этой пустыне все равно больше нечем заняться!
И он неожиданно прыгнул вперед и принялся разить клинком, протыкая сталью белую ткань пирамиды.
Калан вскрикнул, словно его ранило.
– Подумай о собственных интересах, Д’Аверк, я полезен тебе!
Д’Аверк засмеялся и снова ткнул мечом в пирамиду.
И Калан снова вскрикнул.
– Предупреждаю тебя, Д’Аверк, если ты не остановишься, я избавлю от тебя этот мир!
– Мне от этого мира никакой пользы. Да и сам он не в восторге от моего присутствия. Думаю, я доберусь до твоего сердца, барон Калан, если еще немного постараюсь.
Он снова ударил мечом.
Калан снова вскрикнул.
Хоукмун закричал:
– Осторожнее, Д’Аверк!
Он побежал, скатываясь с дюны, в надежде схватить огненное копье. Но Д’Аверк беззвучно исчез, когда он был еще только на середине склона.
– Д’Аверк! – В голосе Хоукмуна звучало отчаяние, звучала скорбь. – Д’Аверк!
– Молчи, Хоукмун, – раздался из пирамиды голос Калана. – Слушайте меня, оставшиеся. Убейте его немедленно, иначе вас постигнет судьба Д’Аверка.
– Да не такая уж и ужасная судьба, – улыбнулся граф Брасс.
Хоукмун взялся за огненное копье. Калан явно увидел это сквозь стены пирамиды и потому закричал:
– Какой же ты вандал, Хоукмун! Но все равно ты умрешь.
И пирамида начала бледнеть, после чего исчезла.
Граф Брасс огляделся, и на его бронзовом лице читалась насмешка.
– Лучше бы нам поскорее найти Сориандум, – заметил он, – а то, если продолжать в том же духе, искать его будет некому. Наши ряды стремительно редеют, друг Хоукмун.
Хоукмун глубоко вздохнул.
– Как трудно дважды терять добрых друзей. Тебе не понять, ведь для тебя Оладан и Д’Аверк были такими же чужаками, каким я сам оставался для них. Но для меня-то они старые друзья.