– Ладно, пошли, что ли? – предложил начальник разведки и других разнообразных служб клана. Потушил ногой окурок, развернулся и нырнул в полутемный подъезд. Александр поспешил за ним, стараясь не отставать.
Подвал был не очень большой – всего несколько помещений, большинство которых раньше использовали в качестве склада. В самом большом хранились декорации к спектаклям, там и сейчас лежали разрисованные трехметровые холсты в деревянных рамах. На одних горехудожником были нарисованы какието дома. На других изображалось чтото вроде времен года. Судя по всему, они использовались как фон для происходящего на сцене действа. Здесь же хранилась завернутая в полиэтилен искусственная елка и игрушки к ней.
В других помещениях валялся ненужный хлам, который, по старой русской традиции, обычно не выбрасывают, а хранят долгие годы. Вдруг понадобится однажды, да и списывать лень. В комнате, которая была для Бера и Никифорова целью, раньше находился «узел связи трубопроводов», так его обозвал Гвоздь. После «переноса» непостижимым образом часть помещения заполнилась землей и камнем, отчего внутреннее пространство уменьшилось почти вполовину. Вячеслав приказал вычистить здесь все, и бывший «сантехузел» превратился в камеру.
Ага, вот и они, голубчики! Леха и Фикса о чемто трепались на посту, не замечая идущих по полутемному коридору отцовкомандиров.
– Рравняйсь! Ссмиирна!!! – гаркнул Никифоров.
Алексей от неожиданности подпрыгнул на месте. Его автомат, лежащий на сгибе руки, вывалился из захвата и с глухим стуком брякнулся на бетонный пол, Гвоздь не успел его подхватить. Он сконфуженно поднял оружие и повесил на плечо. Фикса отреагировал на громкую команду более спокойно, но видно было, что и он испугался. Бер с осуждением глянул на Вячеслава, однако смолчал. Нехорошо, когда при подчиненных, пусть и близких людях, один командир выговаривает другому.
– Что ж вы, орлы залетные, – начал майор, – постоянно влипаете в неприятности? Вот пойду расскажу Сапрыкину, каким образом бойцы, приданные под его начало, службу несут. Ох как он обрадуется, как обрадуется…
Оба парня побледнели, представив, что их ждет. Фикса с надеждой посмотрел на Александра. «Выручай, брат. Ты же самый главный, самый хороший чел!» – читалось в его взгляде.
И Бер сжалился:
– Ладно, парни, проехали. Лучше скажите, как ведет себя клиент? – сменил он тему. – Буянит?
– Нет. Изредка цепями гремит и шипит, – доложил Гвоздь.
– У кого ключи? Открывай, – потребовал Александр.
– У меня, – Гвоздь полез в карман, – одну секунду. – Он наконец достал ключ от навесного замка. От старого, врезного, ключей в свое время, естественно, не нашли. Когда заселялись и инвентаризировали доставшееся имущество, пришлось взламывать все двери в подвале, потом приделывать петли и навешивать новые замки.
Тяжелая металлическая дверь с легким скрипом отворилась. Внутри было темно.
– Свет, – попросил Бер.
Фикса передал ему зажженную керосиновую лампу. Сразу посветлело. Керосинки при включении на полную мощность светили достаточно ярко, не хуже, чем лампы накаливания. Перед клановцами предстал гнолл, прикованный наручниками к трубам в углу камеры. Ноги ему связали веревкой, ею же примотали к ноге длинный хвост. Оказалось, что аборигены ловко орудуют хвостами, как хлыстом.
– Ты посмотри, подлюка, что сотворил с собой! Мать вашу за ногу! – мгновенно вскипел Никифоров.
Александр сразу не понял, изза чего Вячеслав возмутился, но через долю секунды тоже увидел и он. Гнолл непостижимым образом извернулся и почти перегрыз себе руку выше локтевого сгиба. Под ним натекла изрядная лужа крови.
– …твою мать! – тоже не сдержался Бер. В затылок громко и учащенно задышали. Таким способом парочка оболтусов поддержала обалдевшее состояние своего начальства.
– Что будем делать? – В голосе Никифорова послышались напряженные нотки. – Может, сразу в расход тварь?
– Дай подумать. – В голове Бера заскрипели мысли. Он приблизился к заключенному. Пасть гнолла раскрылась на четыре части, показывая человеку множество зубов, расположенных по краям «лепестков». Из горла послышался слабый хрип. Не обращая внимания, Александр опустился рядом на корточки.
– Сашка! – напряженно произнес Вячеслав и навел на аборигена пистолет.
Бер, не оборачиваясь, отмахнулся и продолжал разглядывать ослабевшее серокожее существо. Гнолл резко подался вперед. Бер мгновенно отшатнулся.
– Не стреляй! – предупредил он Никифорова.
– Он же тебя чуть не укусил! – Возмущению Вячеслава не было предела. – Все, завязывай с ним. На хрен, на хрен.
– Постой, не кипятись. Я все же попробую войти с ним в контакт. Если не получится, тогда прибьем его, и дело с концом.
– У тебя одна попытка, – смилостивился Никифоров.
Гнолл четырьмя глазами уставился на Александра и слабо шевелил челюстями, будто пытался произнести чтото, но безрезультатно. Не меняя позы, Бер сосредоточился и представил, будто его мысли, словно сверло, проникают сквозь череп аборигена прямо в мозг. Так просидел минуту, другую. «Ничего не выходит. Нужно попробовать както иначе», – подумал он и решил действовать, как при лечении. Сначала вошел в легкий транс и, когда ощутил собственную энергетику, попытался «перекинуть» это состояние на решение проблемы.
«Не мучай себя, шхас», – послышался в голове далекий голос.
Александр открыл глаза и уставился на пленника.
«Ты можешь слышать меня?»
«Я слабый шхас. Могу слышать и слушать на небольшом расстоянии. Поэтому я всего лишь наездник шантарха», [5] – разъяснил гнолл.
«Кто такой шантарх? – спросил Бер. Разговор требовал большей сосредоточенности, чем он рассчитывал, и он решил побыстрее задать интересующие вопросы. – Почему вы нападаете на нас? Сколько вокруг города таких, как ты? Отвечай!»
«Слишком нетерпеливый шхас. Совсем, совсем молодой шхас…»
– Шхшхшх. – Голова гнолла закачалась в такт издаваемому шипению.
По еле улавливаемым эмоциям Александр сообразил, что шипение было внешним проявлением веселья пленника.
– Все в порядке? – В голосе Никифорова слышалось напряжение.
– Да, – ответил Бер, – это он так надо мной смеется.
– Вот сучара! Сейчас я вгоню смех ему в глотку.
– Тихо. Не мешай, – отмахнулся Бер. – Я сам пока разберусь.
Вячеслав сделал шаг назад и застыл в напряженной позе, держа голову гнолла на прицеле. Ему совсем не улыбалось потерять друга изза глупости и нерасторопности. В груди нарастало сожаление. Надо было вообще не привозить тварь на базу. Добить на месте, и нет проблем.
«Что ты делаешь, глупый шхас нежнокожих?» – Абориген попытался отстраниться от Бера, но ему помешали наручники и путы на ногах.
«Не дергайся. Я пытаюсь вылечить тебя», – мысленно сообщил Александр пленнику.
Удивленное молчание было ему ответом. Бер закрыл глаза и прикоснулся к руке гнолла. Вопреки ожиданию ощущение не было противным. Слегка теплая, шероховатая кожа, не более. Бер сосредоточился и приступил к излечению.
Через десять минут он устало поднялся. Его шатало – обычное состояние в последние несколько суток. Немного придя в себя, Александр бесцеремонно начал осматривать дело своих рук. Пленный молча сносил такое обхождение.
То, как быстро справился с повреждением нежнокожий, не укладывалось у него в голове. Гнолл потрясенно – отголоски этого чувства пробивались в мозг Бера сквозь вату утомления – уставился на зарубцевавшуюся рану, которую он с таким остервенением себе наносил, терпя боль, поскольку желал умереть или освободиться.
«Я забираю слова обратно. Ты могучий шхас! Мало разумных низших способны на такое. – Гнолл лихорадочно потряс башкой из стороны в сторону, но Бер не понял жеста, поэтому промолчал. – Зачем ты вернул мне жизнь?» – спросил пленник.
«Чтобы ты пожалел о своем существовании. Мне нужны ответы. И я их получу. Тебя будут медленно убивать, снова и снова, а я буду дарить тебе жизнь, и так – пока твой дух не сломается, – попытался донести Александр до сознания заключенного. – И когда это произойдет, посмотрим, кто из нас низший».