— На разные ситуации человек реагирует по-разному, — задумчиво сказал Вячеслав, — Как же ты с ней пробирался?
— Не спрашивай. Затрахался неимоверно. Домой хочу есть и спать, спать.
Подберезин проследил взглядом, куда смотрит командир и сказал:
— Да ты не переживай, отойдет она.
Словно в подтверждение Люба посмотрела на Никифорова. Пустота внутри зрачков наполнилась осмысленным выражением, в них промелькнуло узнавание и Люба облегченно вздохнула.
— Ну, слава тебе Господи. Все. Убираемся отсюда, — приказал Вячеслав.
Очутившись в салоне автомобиля Люба начала стремительно приходить в себя и первое, что она сделала, набросилась с кулаками на севшего рядом Никифорова. Слава дал себя пару раз ударить, потом перехватил женские руки, отвел в сторону и приобнял Давлетшину. Люба несколько раз дернулась, в попытке вырваться из крепких объятий и наконец до нее дошло, что она в безопасности. Нервы не выдержали, она склонилась к мужскому плечу и разрыдалась.
— Тихо, тихо. Больше никто не стреляет. Все окончено. Успокойся, — попытался утешить женщину Вячеслав.
Люба не реагировала, просто плакала, глотая слезы. Слова не помогали и Никифоров замолчал, позволив ей мочить свое плечо.
— Поехали, — попросил Слава севшему за руль Игорю.
УАЗ тронулся с места и медленно зашуршал шинами по треснутому асфальту в сторону выезда на дорогу.
Лишь спустя пятнадцать минут всхлипы прекратились и Люба отстранилась от Никифорова. Она отвернулась к окну и молча, красными от слез глазами, смотрела на городской пейзаж. Они мчались на предельно возможной скорости по Зареченску. Никифоров отстранённо подумал, что наверное так выглядел Сталинград после одноименной битвы между Красной Армией и солдатами Вермахта. Пустые, полуразрушенные коробки пятиэтажных хрущевок смотрели на проезжающих темными провалами окон. Некоторые дома будто побывали под обстрелом. Остатки кирпичных стен напоминали сгнившие зубы какого-нибудь бомжа.
Зареченск давно стал опасным городом. Городом призраком, в котором по чьей-то прихоти до сих пор обитали люди. Иногда казалось, что город пытается избавиться от собственных создателей, но людишки, точно паразиты, забиваются во все щели и ничем гадов не вытравишь.
Клановцы затратили почти полтора часа на путь, который раньше не занял бы и пятнадцати минут. Никифоров с трудом превозмогал сонливость навеянной усталостью. Пока они не доберутся домой расслабляться ни в коем случае нельзя.
Наконец ожила рация и Никифоров встряхнулся, прогоняя пелену с глаз и дурные размышления.
— Никифоров на связи, — бросил он в микрофон.
— Мы в контрольной точке два. Видим вас. Преследование есть? Организовывать заслон?
— Нет. Встречайте, — ответил Вячеслав.
— Принял.
— Отбой, — командир отключился.
— Скоро будем дома, — произнес он.
Давлетшина странно посмотрела на Вячеслава и произнесла:
— Будет много счастья и еще больше горя. Не вижу больше ничего, лишь тупик, — Люба сильнее вжалась в спинку дивана, смежила веки, будто уснула.
— Это предсказание твое? — Никифоров внимательно глянул на женщину. Если это все на что она способна, то возможно зря они столько беготни устроили вокруг нее. Таких откровений он сам может выдать вагон и маленькую тележку и все будут верными.
— Думаешь, дура баба. Чушь несет? — не открывая глаз, Люба улыбнулась. — Мне все равно, что ты думаешь. Будущее неизменно.
— Посмотрим, — УАЗ затормозил, Никифоров отвернулся. Впереди на дорогу выехала нива, из машины вышли двое.
— Свои, — Игорь кивком указал на пару бойцов клана. — Узнаю их.
— Сидите в машине. Я проверю, — бывший омоновец вылез наружу, громко хлопнув дверью.
Глава восемнадцатая
Бер резко оглянулся назад. Никого не было, но ощущение, что неведомый продолжает наблюдать не исчезло. Саша всмотрелся в полутьму и приготовил свой АК к стрельбе, на всякий случай. Справа, между домами, промелькнула тень. Бер развернулся вслед, палец дернулся, длинная очередь пророкотала, порождая эхо. Показалось? Сзади раздалось шипение. Сашка начал разворот, чтобы встретить опасность лицом к лицу, уже зная, не успевает.
И тут он проснулся.
Александр резко сел в постели, вытер проступивший на лбу пот. От страха, испытанного во сне, учащенно билось сердце.
«Присниться же хрень всякая», — подумал он, постепенно успокаиваясь. Откинул пододеяльник, которым урывался (иногда по ночам температура немного падала и спать совсем не укрывшись было зябко, а если заправить в пододеяльник одеяло, то слишком жарко) и встал.