Аккуратно уложив рядком всех захваченных пленных, бородатые мужчины с алчным блеском в глазах ринулись грабить караван, но тут их ждало жестокое разочарование.
— Зачем?! — орал предводитель разбойников, потрясая мечом в одной руке, ночной рубашкой Аманды в другой и брызгая слюной прямо в лицо Эрвину. — Зачем так подло поступать? Зачем вы лезете в наши горы, если у вас нет с собой ни золота, ни драгоценностей, ни пряностей, ни, на худой конец, жареного арахиса?! Двенадцать тюков с шелковыми ночными рубашками и ни одного алмаза, не будь я Гудин Роб! Нет, господа, этот мир катится в тартарары! Святой Ворд! Единственная статья дохода и та!
Закончив речь, предводитель нападавших сел на землю и обиженно засопел. Вполне возможно, что Гудин был не в духе ещё и потому, что в бою он был зверски укушен одной из боевых свиней. Крови не было, но нога болела ну просто немилосердно, и на всякий случай её перебинтовали чистым бинтом прямо поверх штанов.
Эрвин, конечно, мог все объяснить, ибо у него была масса возражений против подобной постановки вопроса, но, глядя на острый меч, которым размахивал перед его носом Гудин, он почему-то предпочитал молчать. За его спиной сидели Аманда и Белинда, тоже вступить в полемику не пожелавшие. Легче всего было Микки, который валялся без сознания.
— Молчите? — продолжал распаляться, комкая в левой руке ночную рубашку Аманды, Гудин Роб. — Стыдно? Нечего сказать?
— Негодяй! — Аманда не выдержала первой. — Да как ты смеешь! Моя шелковая ночная рубашка, она же была совсем новая! Да как у тебя наглости хватило, св… грязное животное!
— Ах, вот как мы заговорили, — недобро прищурился Гудин Роб, и указующе свистнул. Тотчас к Аманде подбежали трое бородатых мужчин и начали усердно валять её в приречной грязи, обильно поливая её растительным маслом из большой фляги, которую заботливо подтащил лично Гудин Роб. Через пять минут Аманду было невозможно узнать. Она стала похожа на симпатичного, но ужасно злого негритёнка, который волею жестоких судеб оказался вдалеке от исторической родины.
— Ну? — с победным видом спросил у неё предводитель разбойников. — Так кто же из нас грязное животное?
И несколько нелогично закончил:
— А теперь мы повесим всех!
— За что? — удивился Эрвин.
— За шею! — не преминул блеснуть остроумием Гудин Роб и засмеялся. Толпа бородатых мужчин радостно зашумела и сноровисто принялась за дело. Буквально через пять минут все было готово: засадная сосна вкопана на место, на её сучья наброшены четыре верёвки с петлями, а под петли поставлены неведомо откуда взявшиеся табуретки. Откуда-то приволокли два полковых барабана. На одном из них приготовился отбивать дробь один из бородатых мужчин, на другой же уселся, дабы не повредить больную ногу, Гудин Роб. Спустя тысячелетия и совсем в другой Галактике его жест повторит другой великий деятель во время великой битвы, исход которой предопределит судьбы народов… Впрочем, не будем отвлекаться.
Не надо думать, что наши герои безропотно приняли очередной удар судьбы. Нет, они возражали, они спорили! Эрвин требовал справедливого суда, Аманда рыдала, оплакивая шелковое белье, Белинда громко проклинала палачей, и лишь Микки упорно продолжал лежать без сознания.
— Слушайте, ну почему вы такие шумные? — укоризненно спросил Гудин Роб. — Берите пример со своего юного товарища. Лежит, никого не трогает. Впрочем, если вы хотите, мы можем устроить законный суд. Так оно будет даже интересней.
— Вот это другое дело! — радостно воскликнул Эрвин. Девушки сразу же успокоились и начали прихорашиваться. Получалось у них это плохо по причине связанности рук и ног, и со стороны сильно походило на припадок эпилепсии. Были быстро произведены необходимые формальности: одного рослого бородатого мужчину назначили обвинителем, другого рослого бородатого мужчину — адвокатом; себя же Гудин назначил генеральным прокурором, и суд начался.
— Встать, суд идет! — без лишних проволочек начал процесс свежеиспеченный генеральный прокурор. — Эу, почему вы не встаете?
Последний вопрос предназначался обвиняемым, которые, впрочем, даже если бы сильно захотели, не смогли бы этого сделать, поскольку лежали связанные по рукам и ногам. Последнее, впрочем, во внимание принято не было. По распоряжению генерального прокурора за неуважение к суду Эрвина немножко попинали ногами, а девиц вываляли в грязи, особое внимание при этом было уделено Белинде, чтобы, по выражению Гудина, "второй не было обидно", после чего процесс был продолжен.