На этом мы заканчиваем главу — на том простом основании, что она и так какая-то длинная.
Глава 7,
в которой Микки приходит в сознание, и что из этого получается; а ещё авторы в этой главе напоминают читателю, что в любом уважающем себя романе должно быть описание природы
Если вы теряете сознание в первый раз в жизни, то всё происходящее для вас в новинку. Вот и Микки, приходя себя, с вялым, но всё-таки интересом отмечал всю необычность своих ощущений. Сознание возвращалось к Микки медленно, как бы нехотя. Первыми появились звуки, сначала это просто был какой-то отдалённый шум, затем начали различаться отдельные выкрики, показавшиеся Микки совершенно бессмысленными. Приведём несколько примеров: "Постойте, глубокоуважаемый, ради всего святого предоставьте мне возможность стукнуть вас боевым топором по голове!", или вот: "Паразиты, она была совсем новая!" Или "Вы не посмеете ударить генерального прокурора!". В общем, нет ничего удивительного в том, что Микки решил, что он сошел с ума и у него бред. Придя к такому выводу, он сразу успокоился, открыл глаза, и к звуку добавилось изображение.
Мир был бледен и далёк. Далёкие звуки, далёкие лица друзей, далёкие убегающие рослые бородатые мужчины и неведомо откуда взявшиеся далёкие гномы, догоняющие рослых бородатых мужчин. Но тут постепенно мир начал густеть, наливаться красками, звуки обрели плотность и отчётливость, одним словом, Микки окончательно пришёл в себя.
Картина, открывшаяся прояснившемуся взору обрётшего сознание юноши, была поистине ужасна. Потные запыхавшиеся гномы и не менее потные рослые бородатые мужчины, основательно подуставшие от всей этой суетни, уже не имели сил бегать друг за другом, но долг превыше всего! — и они продолжали это занятие, хотя и без прежней прыти. Рядом с учеником лекаря сидели два необычайно чумазых существа и какой-то оборванец, в которых Микки Спиллейн с трудом узнал своих спутников. Поодаль возле павшего дерева без сознания валялись с довольным выражением на мордочках три боевые свиньи. Трудно сказать, действительно ли свиньи лишились сознания, или они просто устали, в любом случае, активного участия в действиях они не принимали, что само по себе было, конечно, удивительно.
— Микки, развяжи нас! — шепотом обратился к юноше Эрвин, который заметил, что Микки наконец-то очнулся.
— Да-да, Микки развяжи нас! — оживлённо защебетали девицы, радуясь тому, что Микки пришёл в себя.
Ученик лекаря ослабевшей и поэтому дрожащей рукой подобрал валявшийся неподалеку Гринпис и сделал попытку перерезать путы, связывавшие Эрвина, но, видимо, удар по голове не прошёл для Микки даром, и он нечаянно уколол меченосца в живот острием меча.
— Ой! — вскричал шепотом меченосец, завертевшись от боли. — Поаккуратнее!
— Хорошо! — бодро сказал Микки и вторично уколол Эрвина, на этот раз в левую ягодицу.
— Чтоб тебя! — уже в полный голос завопил меченосец. — Что я тебе сделал, ты, дитя кобылы! Сосредоточься!
— Обязательно! — пообещал Микки и сосредоточился. На этот раз действительно получилось намного удачнее, во всяком случае, Эрвин отреагировал не так бурно, как до этого.
— Что ж ты делаешь, — голосом, в котором сквозила безнадёжность, запричитал Куман. — Ты ж меня всего исколол, коновал несчастный, да чтоб у тебя руки отсохли по самую голову, чтоб жена у тебя была старая, но бодрая, чтоб ты дрался с боевыми свиньями в голом виде каждый божий день…