— Но Питер…
— Питер знает. Может, его не совсем радуют некоторые из тех, кого я выбираю, но он понимает. Питер — фундамент моего существования. Никто не может занять его место, и это он тоже знает. — Она погладила Джейн по голове. — Теперь ты понимаешь?
— Нет, — ответила Джейн. — Но я поверю тебе на слово.
Гвен порывисто обняла ее.
— После этого разговора я чувствую себя настолько ближе к тебе. Ну не смешно ли? Такое ощущение, будто ты и вправду моя младшая сестренка.
Затем она начала хихикать.
— Что тебя так насмешило?
— Ты. Ты так ревновала к Фальконе.
— Не вижу в этом ничего смешного.
— Фальконе не любит девушек, глупенькая.
Смех у Гвен был высокий и серебристый, и через секунду Джейн присоединилась к ней.
Она обнаружила Питера сидящим на бревне в основании праздничного костра. Рядом стояло соломенное чучело Гвен, которое он должен был забросить на вершину кучи позже вечером, после того как она сама швырнет факел, который запалит все сооружение. Рядом маячил мелкий телевизионный начальник, загораживая кадр троллю-оператору.
— А, Джейн. Я думал, ты с Гвен.
— Она сейчас подписывает фотографии. Потом поведет танцы.
Вдалеке на эстрадной площадке группа даппи играла ска. Они скакали и гарцевали по сцене в такт музыке — костлявые черные красноглазые создания с дредами.
— Что ж, это Гвен. Она показывала тебе свои ноги? Вчера вечером мы ходили в Павильон, и она уплясалась до волдырей. Я умолял ее остановиться, но она только смеялась. Я не мог за ней угнаться. У меня колени подгибались, я просто подыхал. Словно кто-то пропустил ей пятьдесят тысяч вольт прямо по позвоночнику. Она продолжала плясать, пока туфли не развалились прямо на ней. Она живет только ради этого.
— Извините. — Телевизионная шишка приблизился к Джейн. — Разрешите представиться. Я Авистаро. А вы?..
— Кто, я? Я никто. Просто подруга Питера.
Авистаро вежливо ждал.
— Джейн, — сказала она наконец. — Джейн Олдерберри.
— А. — Он сверился с папкой. — Понимаете, Джейн, вас нет в этом кадре. Нет-нет, я не прошу вас уйти, не прямо сейчас. Но вам следует знать, что вашу беседу могут скоро прервать. — Он неискренне улыбнулся.
— Я говорила с Гвен, — тихо продолжила Джейн, когда Авистаро отвернулся. — Она сказала мне, что ты все знаешь про нее и тех других парней.
— Полагаю, да.
— Ох, Питер. Как же это ужасно для тебя.
— Гвен хуже. Она умрет, а я только потеряю… ладно. Мне кажется, я не в том положении, чтобы осуждать ее, понимаешь?
— Ты относишься к ней с таким пониманием.
— Она для меня все, — просто ответил Питер. Тоскливая, дальняя боль проникла в его голос. — Мне это представляется так: она солнце, а я луна. Она настолько полна жизни, что, глядя на нее, можно ослепнуть. Я без нее ничто. Чем бы я ни был, это всего лишь бледное отражение ее сияния.
— Супер! — воскликнул телевизионная шишка. — Можно мы это используем? — Он повернулся к Джейн. — А теперь, боюсь, мне таки придется попросить вас удалиться. Надеюсь, вы не обижены? — Он отвернулся, не дожидаясь ответа.
Питер печально улыбнулся и пожал плечами.
Джейн мечтала пробраться обратно в «Таверну». Она допила вино и хотела еще стаканчик. Ей по-прежнему не очень нравился вкус, но она полагала, что к подобным вещам можно привыкнуть. Но перемещающиеся волны празднующих все время уводили ее в сторону от цели. Во всплеске изящного смеха группа эльфов расступилась перед Джейн, словно занавес, и явила ей школьного секретаря.
Секретарь носила комичные, усыпанные фальшивыми бриллиантами очки, тело ее напоминало палку, увенчанную облаком белых волос, отчего она выглядела как перезрелый одуванчик. Над лопатками у нее торчали два коричневых хитиновых бугорка — печальные останки того, что в юности, должно быть, являлось крыльями. За плечом секретаря виднелся Соломчик и что-то шептал ей на ухо.
Джейн бочком стала удаляться от этой парочки, но глаз отвести не могла. Эти двое тоже невозмутимо смотрели на нее. Так, сверля друг друга глазами, они и она постепенно увеличивали дистанцию, пока их не заслонила толпа.
Внезапно подменыша охватил ужас. Она окружена врагами, поймана в затягивающуюся сеть интриг и сил, чьи природа и источник ей неведомы. И она самая настоящая дура, потому что здесь осталась. Девочка дрожала и готова была пуститься наутек, когда толпа снова сместилась и утешила ее внезапным появлением друга.