Министр безопасности Николай Голушко, которого на Пушкинской не было, в интервью ОРТ также заявил, что МБ приняло указ президента к исполнению.
Вообще, силовым министрам в те дни то и дело приходилось разъяснять свою позицию. Так, на брифинге в середине дня 22 сентября Грачев заявил: несмотря на то, что в создавшейся ситуации армия сохранит нейтралитет, Вооруженные Силы будут подчиняться исключительно приказам президента Бориса Ельцина. Грачев предупредил всякого рода «политических авантюристов», чтобы они не пытались «разозлить армию». «Армию надо оставить в покое, — сказал министр, — и не сталкивать с народом».
Вместе с тем Грачев издал приказ, предписывающий «оружие личному составу не выдавать, вести учет личного состава, знать, кто и где находится». Одно это уже свидетельствует, что в армейских частях царили тогда довольно неопределенные настроения.
Кстати, характеризуя нового «министра обороны» Ачалова, Грачев сказал журналистам, что тот «не задумываясь возьмется за оружие» — эту готовность он неоднократно демонстрировал во время драматических событий в Прибалтике, в Грузии, во время московских событий в августе 1991-го. В свое время Грачев побывал в подчинении Ачалова, занимавшего в советское время пост командующего ВДВ, и знал, что говорит.
Хотя силовики и были на стороне Ельцина, он, по-видимому, требовал от них более активной поддержки, нежели та, которую они соглашались ему оказать. Так, по некоторым сведениям, утром 21 сентября в Министерстве обороны обсуждалось, как должны действовать войска в условиях возможных массовых беспорядков или в случае введения чрезвычайного положения. Во время совещания раздался телефонный звонок от Ельцина. К аппарату подошел Грачев. Как могли понять присутствующие (и это сразу же стало известно руководству ВС), министр отказался принимать участие в неких предложенных президентом акциях, чем, надо полагать, Ельцин остался крайне недоволен.
22 сентября в Генштабе и Минобороны, как и в Белом доме, была отключена спецсвязь. Оправданный ли то был шаг? Он, конечно, не мог не вызвать серьезного недовольства военных. Один из них в узком кругу так прокомментировал это событие:
— В любом государстве блока НАТО шутника, осмелившегося подобным образом посягнуть на обороноспособность страны, без промедления расстреляли бы на месте армейские коммандос; у нас же гражданский полковник при КГБ (на самом деле — генерал-майор. — О.М.) Старовойтов не только остался цел и невредим, но еще и получил за это преступление чин генерал-полковника безопасности.
Позднее, во второй половине дня 23-го, в Генштабе и Минобороны — опять-таки, как и в Белом доме, — отключили также обычные городские телефоны — еще одно свидетельство того, сколь надежными считались эти организации. К зданию Минобороны и Генштаба на Арбате был подтянут ОМОН. В ответ Генштаб 24 сентября ввел в здание собственный батальон охраны. Возникало что-то вроде еще одной точки потенциального противостояния.
Кто-то из собравшихся на Пушкинской площади спросил Ельцина: возможен ли диалог с Верховным Советом? Ельцин категорически отверг эту идею: «Такого органа власти уже нет, и возможности диалога с ним исчерпаны». Вместе с тем президент сказал, что дальнейшие отношения с этим теперь уже не легитимным органом будут строиться «мирно, бескровно»: «Мы не хотели бы применять силу».
Тут надо подчеркнуть, что идею переговоров упорно отвергали обе стороны. Вплоть до 29 сентября, когда Совет безопасности решил, что переговоры все-таки целесообразно начать.
В бесчисленных словопрениях, развернувшихся после опубликования президентского Указа № 1400, многие комментаторы — и наши, и зарубежные — особенно упорно высказывали мнение, что исход последнего этапа противостояния властей в России будет зависеть от того, какую позицию займут регионы.
При этом, правда, было не вполне ясно, что подразумевалось под этой формулой — «позиция регионов». В мудрые слова о решающем значении этой позиции вкладывалось по крайней мере несколько значений. Одни имели в виду: главное, какова будет позиция руководителей областей, краев, бывших автономий — глав исполнительной и законодательной власти. Но тут никакой загадки не было: главы администраций в большинстве своем поддержали указ, руководители Советов — нет. При этом среди глав администраций пропрезидентское большинство было более убедительным, нежели среди руководителей Советов — антипрезидентское. Помимо прочего, такая картина складывалась еще и потому, что руководители исполнительной власти в регионах несли прямую ответственность перед президентом и в случае неподчинения могли быть просто заменены. Таковые замены в то время уже кое-где начались… Президентская «властная вертикаль» существовала и при Ельцине, хотя и в более слабом варианте, чем потом при Путине.
Одним словом, в целом среди руководителей субъектов Федерации сторонников Ельцина было больше, чем противников.
Другая интерпретация слов о решающем мнении регионов — имелось в виду мнение самих органов исполнительной власти и местных Советов. По словам Ельцина, к середине дня 25 сентября позиции «за» и «против» среди региональных органов Советской власти разделились примерно поровну. Нельзя было исключить, что в конце концов большинство Советов выскажется против. И это, пожалуй, являло собой наиболее серьезную проблему для президента. В общем-то, когда он принимал решение о роспуске Съезда и Верховного Совета, задача устранения двоевластия в стране, по-видимому, представлялась ему несколько более легкой, чем она оказалась на самом деле. В действительности противостоявшая Ельцину Советская власть простиралась далеко за пределы Белого дома. И там, за стенами этого монументального сооружения, с ней тоже надо было что-то делать. Понятно было, что своей смертью она не умрет. Пока что полномочия всех органов власти на местах были сохранены в целости, однако нельзя было исключить, что при активном сопротивлении Советов от президента потребовался бы еще один указ. Сказав «А», надо говорить и «Б». К сожалению, в прошлом Ельцин нередко забывал о второй букве алфавита.
Наконец, имелась и третья интерпретация ссылки на решающую роль регионов: все будет зависеть от того, что скажет их население. Вообще-то, эта интерпретация и была единственно верная. Только народу, только избирателям принадлежит последнее слово — и в регионах, и в столице. Сплошь и рядом мнение населения существенно отличалось от мнения Советов. Так, в Челябинской и Ленинградской областях, где Советы выступили против указа президента, этот указ, по данным социологических исследований, поддержали 67 и 80 процентов населения соответственно. Аналогичная картина была во многих других местах. Оно и понятно: люди хотели прежде всего восстановления стабильности, порядка, власти, Советы же были озабочены несколько иным.
Пять месяцев назад народ уже оказал президенту поддержку. Об этом к осени стало как-то забываться. Мнение народа Ельцин снова предлагал выяснить на предстоящих выборах и на референдуме по новой конституции.
Вечером 22 сентября глава администрации президента Сергей Филатов заявил: в целом в регионах России обстановка достаточно спокойная, за исключением четырех областей — Амурской, Брянской, Липецкой и Смоленской. «Там, где исполнительная власть выходит из подчинения президенту, — сказал Филатов, — она должна быть заменена».
Вообще, если судить по социологическим, телевизионным опросам, по телеграммам, присланным в течение первых суток в Администрацию президента, большинство россиян поддержало ельцинский указ. Согласно соцопросам, разрыв между «за» и «против» повсюду был примерно одинаков — 50–60 процентов.
Серьезный протест и сопротивление Указ № 1400, последующие действия Ельцина встретили, повторяю, лишь со стороны Советов. От президента потребовались немалые усилия, чтобы это сопротивление преодолеть.
В интервью «Интерфаксу» ночью с 21 на 22 сентября Виктор Ерин заявил, что в целом никаких экстраординарных происшествий, связанных с президентским указом, в стране за последние часы не отмечено. В то же время, по его словам, в районе Белого дома складывается напряженная ситуация, у собравшихся там людей «есть элементы истерии».