— Действительно! Но ты-то теперь знаешь, в чем дело. Дальше уже все просто.
Я задумываюсь.
— Нет, подруга моя, далеко не все так просто. Машина идет вниз, скорость огромная. Чтобы вернуть управляемость, надо увеличить скорость еще больше. А запаса высоты практически нет. Выходить из пике придется довольно резко. На такой скорости перегрузки могут превысить все допустимые пределы. Вот и получается: будешь выводить резко, развалишь машину; будешь выводить плавно, землю зацепишь.
— Где же выход?
— Посередине, Леночка, как всегда, посередине. Задача только в том, как эту серединку золотую найти?
— Да…
— Прервемся на часок. Голова пухнет. Надо ее очистить и сосредоточиться на поисках середины.
Мы идем на озеро. Здесь Лена объясняет мне еще одну особенность нуль-фазы. Лето длится девять месяцев, осень и весна — по четыре, а зима — два. И, кстати, оказывается, что через месяц будет Новый год. Не очень удивляюсь этим обстоятельствам, так как мысли мои все в работе.
Не успеваю я подойти к компьютеру, как звучит сигнал вызова. Это Андрей.
— Как успехи?
— Причина катастрофы понятна, непонятно пока, как ее предотвратить.
— Ну, и в чем, по-твоему, дело?
— Скорости, близкие к 5М, для этой машины — критические. На этих скоростях попытки произвести резкие эволюции типа вывода из пике или резкое гашение скорости приводят к потере управляемости. Выход я вижу в дальнейшем увеличении скорости полета. Но как в этом случае спасти машину? При резком выводе из пике перегрузки могут превзойти допустимые пределы, при плавном — не хватит высоты.
— Мы с Кэт пришли к такому же выводу. Вот, посмотри. — На соседнем экране появляется изображение кривой. — Это режим и траектория вывода машины из критического состояния.
Я присматриваюсь.
— Почему в точке перегиба кривая раздваивается?
— А это как раз то, о чем ты говорил. Верхняя граница определяется пределом прочности конструкции, нижняя касается земли. Задача состоит в том, чтобы провести машину в этом коридоре.
— Та-а-ак. — Я еще раз задумчиво смотрю на дисплей. — Мы сейчас будем у вас.
— Приходите к Кэт.
Глава 27
Бросая в воду камешки, смотри на круги, ими образуемые; иначе такое бросание будет пустой забавою.
Через две минуты мы уже сидим у Катрин и молча смотрим на траекторию вывода машины из критического состояния.
— Ну? — нарушает молчание Катрин, взглянув на меня.
— Что «ну»?
— Я чувствую, что тебе что-то не нравится.
— Правильно чувствуешь. Первое. Нельзя входить в режим наращивания скорости сразу из последнего пикирования. Надо, чтобы самолет сначала потерял управление.
— Но ведь это почти на две-три тысячи метров ниже! Коридор вывода сузится до минимума. Зачем этот риск?
— Андрей прав, — поддерживает меня товарищ. — Как иначе Адо Тукан сумеет мотивировать свое решение? Он имеет жесткое полетное задание, а тут вдруг такая самодеятельность! У летчиков-испытателей не котируются такие доводы типа: “Я почувствовал, что самолет сейчас потеряет управление, решил прервать выполнение задания и увеличить скорость”. Ну а чтобы уменьшить риск, я предлагаю следующее.
Андрей выводит на дисплей траекторию полета Адо Тукана в режиме раскачки и указывает на второй пик, после которого машина вновь обрушивается вниз.
— Наращивать скорость следует вот с этого момента, когда машина, вздыбившись во второй раз, начинает падать вниз. Двух взмахов раскачки вполне достаточно, чтобы принять мотивированное решение. Ну-ка, Кэт, рассчитай траекторию вывода от этой точки.
Кэт пробегает пальцами по клавиатуре. Синусоида раскачки начиная со второго гребня исчезает. Вместо нее на экране светится траектория вывода. Коридор действительно сузился, довольно заметно сузился.
— Ну вот, пожалуйста, вы удовлетворены? Сейчас вы уже должны попасть из пистолета в игольное ушко. Стоп! Это было первое. А дальше что?
— Необходимо немного изменить курс влево. Так мы подстрахуемся от взрыва завода и пожара в случае неудачи.
— Изменить курс? Прекрасно! — Пальцы Катрин вновь пробегают по клавиатуре. — Каждый градус изменения курса влечет потерю запаса высоты на пятьсот метров. Так на сколько изменить курс, шеф?
Я делаю вид, что не замечаю издевательских интонаций в ее голосе, и смотрю на карту местности.
— Градуса на три — этого достаточно, чтобы в случае неудачи самолет упал вот на это поле…
— Он туда упадет, будь уверен! Коридор сужается до немыслимых пределов.
— Ничего, зато завод в худшем случае пострадает только от ударной волны. Если и будут пожары, то без выделения цианидов и всякой там фосфорорганической экзотики.
Мы с Андреем минут пять разглядываем траекторию. Каждый из нас мысленно проигрывает ситуацию и прикидывает свои действия. Наконец, посмотрев друг на друга, мы встаем. Катрин не выдерживает:
— Это самоубийство! Лена, что же ты молчишь? Почему не удержишь этих мальчишек от безумства?
— Они не мальчишки, Кэт. Они — хроноагенты, а кроме того, они — летчики. Я думаю, они хорошо понимают, на что идут.
— Да, Кэт, Лена права, мы — летчики. Магистр правильно сказал: только мы можем сделать это. Успокойся, — говорю я. — Пойдем, Андрей, покурим на воздухе.
Мы выходим на балкон тридцать шестого этажа.
— Что скажешь? — спрашиваю я Андрея, который, опершись на перила балкона, смотрит вдаль с огромной высоты.
— Я считаю, что на задание должен идти ты.
— Почему я?
— Здесь мало быть просто пилотом экстракласса. Здесь надо так почувствовать машину, словно это твое собственное тело. Таким чутьем к скоростным машинам ты обладаешь в большей степени. В этом я убедился во время нашего боя над океаном. И не время считаться, кто сколько заданий выполнил. Для пользы дела лететь надо тебе.
— Решено.
Мы докуриваем сигареты и возвращаемся в комнату.
Катрин сидит мрачнее тучи и угрюмо глядит на дисплей с траекторией вывода. Лена сидит за столом и меланхолически обрывает лепестки астры.
— На задание иду я, — отвечаю я на ее вопросительный взгляд.
Катрин вскакивает.
— А что с вашими коррективами?
— Какими коррективами?
— Я же говорила тебе, — спокойно произносит Лена, — что они даже не будут обсуждать этот вопрос. Это дело для них решенное. Они будут решать, кто поведет самолет. И вот, как видишь, решили.
— Нет, это безумие, гусарство какое-то! — возмущается Кэт.
— Нет, Кэт, — отвечаю я, подходя к компьютеру. — Это не безумие и не гусарство. Это наша работа. Хроноагент должен делать свое дело так, чтобы его не пришлось потом переделывать. Исправлять ошибки и недоделки всегда труднее, чем делать заново.
Я набираю код Магистра.
— Чем порадуете? Есть решение? — спрашивает он.
Рассказываю ему все, что мы решили, демонстрирую расчеты Катрин и траекторию выхода, не упускаю и сходство между этим самолетом и кораблем “Тюльпан”, которое подметила Лена. В заключение я предлагаю свою кандидатуру для выполнения задания.
Магистр отключается, мы снова остаемся вчетвером.
— Ну, Кэт, завари-ка нам хорошего чайку, — говорит Лена. — Решение принято, можно и расслабиться. А расслабляться лучше всего за чашкой чая с вареньем, печеньем и пирожными. От кофе у нас уже ум за разум заходит.
Катрин безропотно принимается хлопотать с чаем. Мы усаживаемся за стол. Чай получился превосходный: с вареньем из черной смородины, медовыми пряниками и миндальными пирожными. Но отдыхает и откровенно наслаждается чаем одна Лена. Мои мысли заняты предстоящим заданием. Андрей тоже сосредоточенно думает о чем-то; судя по всему, он в очередной раз проигрывает в уме варианты поведения самолета. Катрин смотрит на меня так, словно прощается навсегда. Я улыбаюсь.