— Прошу, Андрюшенька, побаловаться чайком. Кэт выдала мне свои секреты, так что — оцени.
И я оценил. Я пью чашку за чашкой прекрасный душистый чай с вареньем, медом и сдобным печеньем и разглядываю свою любимую. А Лена, поболтав немного на отвлеченные темы, умолкает и пьет чай, задумчиво глядя на голограмму Гелены Илек. Внезапно глаза ее оживляются, она подается вперед, словно хочет что-то сказать, но передумывает и, откинувшись в кресле, закинув ногу на ногу, покручивая ступней в голубой туфельке, спрашивает:
— Ну, дорогой, что ты там, на озере, надумал?
А я, глядя на ее красивую длинную ногу, ни о чем серьезном думать уже не могу.
— Забыл, — честно признаюсь я.
Лена смеется и перепархивает из кресла ко мне на колени. Ее теплые бедра обжигают мне ноги, а она, быстро освободив меня от рубашки, припадает ко мне в поцелуе. Через какое-то время мы с дивана перебираемся к камину и там продолжаем предаваться безумной страсти.
Когда мы отдыхаем в очередной раз, легко и нежно лаская друг друга, Лена зачем-то оживляет голограмму Гелены Илек. Я смотрю на движущийся прообраз своей подруги, расслабленно отдыхая в ее объятиях, и вдруг… Меня словно озаряет.
Медленно освобождаюсь из Лениных объятий и подхожу к компьютеру. Сев за пульт, я на какое-то время задумываюсь, приводя в порядок свои мысли и сосредоточиваясь. Лена, опершись на локоть, с любопытством за мной наблюдает.
Набираю код одной из аномальных фаз, затем задаю программу и включаю “искатель”. Через две-три минуты мерцающий дисплей оживает. Я вижу человека, сидящего у догорающего костра и беседующего с кем-то, смутно различимым в темноте. Этот некто имеет форму не то мешка, не то медведя. Добавляю яркости, и становится видно, что этот некто — облако, ежеминутно меняющее свои очертания как бы в такт своим словам.
— Баньши, — определяет Лена.
Прислушиваюсь к переводу. Разговор идет на бытовые темы. Я попал в фазу, где люди соседствуют и сотрудничают с нежитью.
Еще один код, набранный по памяти, короткий поиск, и перед нами предстает совсем другая картина. На лесной поляне три всадника мечут стрелы в чащу леса, откуда на них сверкают, переливаясь всеми цветами радуги, огни-глаза. Стрелы всадникам подает совершенно голый, если не считать короткого, до пояса, плаща, сплетенного из травы, человек с длинной рыжей бородой и волосами почти до лопаток. Перед тем как подать стрелу всаднику, человек что-то шепчет над ней и макает в сосуд, висящий у него на шее. Ясно. Здесь люди сражаются с нежитью.
Набираю еще один код.
В грязной, заваленной всяким околонаучным хламом “лаборатории” средневекового мага на полу возле очага начертана пентаграмма. Внутри нее светится огонь, меняющий свой цвет от желтого до синего и обратно. Неопрятно одетый маг с выражением страха на лице стоит посередине “лаборатории” и творит заклинания. А из огня в ответ слышится мерзкое, злорадное хихиканье.
Еще одно переключение, и я наблюдаю “ведьму”. Молодая, привлекательной внешности, абсолютно голая женщина варит “зелье” у себя в хижине. Варит она его своеобразно. Сидит за столом, подперев голову ладонями, и сосредоточенно смотрит на котел, кипящий над очагом. Развешенные по стене пучки трав и стоящие на полках горшки со снадобьями как бы сами по себе снимаются с места и отсыпают в котел нужную дозу. Время от времени мешалка, торчащая из котла, делает два-три взмаха, а в огонь под котлом прыгают поленья.
— Довольно, — слышу я голос Лены. — Что все это значит? Зачем ты вдруг ринулся наблюдать эти сцены? С чего это тебя потянуло на средневековую мистику?
— Посмотри, Лена, — отвечаю я, не оборачиваясь, — тебе не кажется, что вот это и есть Начало? Вся эта нежить, мистика и чертовщина. Вся эта левитация, телекинез и так далее. Не является ли все это проявлением ЧВП?
— Ах, вот оно что! А я-то, грешница, подумала, что ты упорно искал по всем фазам эту молоденькую колдунью. Живая ведьма тебя уже не устраивает.
Лена еще раз внимательно смотрит на дисплей, где ведьмочка успешно занимается телекинезом, потом хмыкает, встает и подходит к компьютеру.
— Да, впечатляет, только что ты скажешь на это?
Лена набирает код какой-то фазы и без “искателя” находит нужную сцену. В необычно обставленной комнате, скорее всего кухне, женщина, одетая в странный наряд, состоящий из разрозненных полос прозрачной и непрозрачной переливающейся ткани, что-то готовит в прозрачном сосуде, стоящем на чем-то вроде плиты. Как и ведьма, она манипулирует с кухонными принадлежностями, не вставая с места. Только в отличие от ведьмы женщина читает какой-то журнал, отрываясь от него время от времени. Повинуясь ее взгляду, в сосуд засыпаются специи, большая ложка помешивает содержимое.
— Ну?
— Что это?
— Это фаза биологической цивилизации. Как видишь, они тоже владеют телекинезом, и весьма успешно. Причем пользуются им в повседневном быту, а не только для приготовления адских зелий, как твоя ведьма. Так что, дорогой мой, наличие телекинеза, левитации — кстати, могу показать тебе и такую фазу, я в ней бывала и успешно левитировала, — так вот, это ничего не доказывает.
— Да, ты права. Это само по себе ничего не доказывает, но при наличии определенных условий доказывает все.
— Это каких же условий?
— При наличии в этой фазе других проявлений ЧВП. Надо бы дать Кэт задание проверить все эти фазы на наличие ЧВП.
— Ну, ты даешь! Ты думаешь, что ты говоришь? Ты предлагаешь проверять на наличие этого сатанинского ЧВП наиболее благополучные во всех отношениях фазы! Да над тобой весь Монастырь ухохочется в лежку!
— Может быть, Леночка, может быть. Но прими во внимание то, что мы практически ничего не знаем об этом ЧВП. Каковы у него методы, какие цели он преследует? Что, если твои любимые биофазы — это только промежуточный этап в его деятельности? Ты можешь точно предсказать, какое их ждет будущее?
Лена, не говоря ни слова, вновь тянется к компьютеру, но я, поняв свою оплошность, останавливаю ее.
— Стоп, стоп! Не надо доказательств, я просто опять забыл, где я нахожусь и каковы наши возможности. Но, Лена, речь не идет конкретно о биоцивилизациях и конкретно о телекинезе и левитации. Хотя это момент интересный. Я говорю о Начале. Том Начале, мысль о котором преследует меня весь день, с того момента, как ты сказала это слово. И только сейчас я понял, что это такое. Не знаю, как это объяснить с точки зрения хронофизики, но у меня создается впечатление, что во всех этих аномальных фазах существует возможность свободного или почти свободного перемещения из фазы в фазу. Во всяком случае, без колоссальных энергетических затрат и отнюдь не в виде матриц, а напрямую, в собственном теле.
Лена с сожалением смотрит на меня, словно на помешанного, а я продолжаю:
— Я вижу, ты не до конца понимаешь мою мысль. Вот, посмотри. — Я вызываю на дисплей характеристики тех аномальных фаз, коды которых вспоминаю. — Видишь, все они относятся к низкочастотным фазам. Более того, они близки по частотам, почти не отличаются по амплитуде, а по фазам, я имею в виду фазы, как характеристики, почти совпадают. Это — фазы-близнецы. Почему бы не предположить, что связь между ними гораздо проще, чем между такими, с которыми мы в основном имеем дело. Ведь нам весьма трудно проникать во все высокочастотные фазы, а в эти, низкочастотные, в особенности. Недаром Кэт называет их труднодоступной областью. Если наложить сюда графическую характеристику нуль-фазы, — я опять обращаюсь к пульту, и на дисплее поверх характеристик аномальных фаз накладывается яркая синусоида, резко отличающаяся от них по всем параметрам, — то обрати внимание, как велико расстояние между точками графика нашей фазы и этими. Зато как они все близки друг к другу!
Лена смотрит на меня все так же сочувственно.
— И эта мысль пришла тебе в голову, когда ты лежал в моих объятиях? Милый, ведь все это — только расстояние между кривыми на плоскостных графиках. Ты и сам прекрасно понимаешь, что на деле это гораздо сложнее.
Я перебиваю ее, опасаясь вновь потерять свою мысль:
— Пусть это примитив, пусть! Но, может быть, сейчас нам надо помыслить именно примитивно!
Лена молчит, а я пытаюсь привести последний аргумент:
— Эйнштейна, кажется, спросили, как делаются великие открытия? Знаешь, что он ответил?
Лена отрицательно мотает головой.
— Все знают, что это невозможно, что это чушь, ерунда. Находится невежда, который этого не знает, вот он и делает открытие.
Лена улыбается и еще раз внимательно смотрит на дисплей.
— Не знаю, не знаю… Ты говоришь так убежденно, что мне начинает казаться, что ты прав. Трудно так активно защищать заведомую ахинею. Видимо, ты просто не можешь правильно, с точки зрения хронофизики, выразить свою мысль. Надо будет завтра посоветоваться с Магистром. А вот что касается Начала, то здесь твоя мысль довольно интересна.
Лена снова задумывается. Она встает и ходит по комнате, рассуждая вслух:
— Эти фазы — фазы-близнецы. Нам туда проникать трудно. Визуальный контроль мало что дает. Весьма трудно даже понять толком, что там происходит… Значит, это идеальное место, где можно творить все, что вздумается, не опасаясь серьезного противодействия с нашей стороны.
Она резко останавливается.
— Андрей, ты — гений!
Она подскакивает к компьютеру, целует меня и набирает код вызова Магистра. Я смотрю на таймер.
— Ты с ума сошла, он же спит!
— Сомневаюсь. Да даже если и спит, то он будет несказанно нам благодарен за то, что мы оторвали его от такого прозаического времяпрепровождения, чтобы сообщить ему такую весть. Иначе никакой он не Магистр, он тогда — саксофонист, как вы говорите. Пусть сам тогда идет в Хозсектор, пожизненно…
На экране появляется недовольная физиономия Магистра. Но по мере того, как Лена излагает ему суть идеи, глаза его проясняются, лицо принимает выражение глубочайшей заинтересованности. Когда Лена заканчивает, он какое-то время молчит, потом говорит задумчиво:
— Вот над этим я бился почти четыре года. Пришел Андрэ, и все оказалось так просто!
Он еще немного молчит, собираясь с мыслями, потом оживляется.
— Так. Отдохните, ночь все-таки. Приведите себя в порядок и приходите ко мне завтра в десять часов.