— Я это успел заметить.
Вика ещё больше покраснела и потупилась. А я погладил её по щеке и ласково сказал:
— Хорошая ты девочка, Вика. А вот компания у тебя плохая. Не возвращайся к ним, пожалуйста.
— Да где же я других-то найду? Сейчас все такие.
— Не все, Вика, не все. Ты поищи получше. И ещё попрошу тебя об одном. Не матерись больше, девочка. Тебе это очень не идёт.
На длинных ресничках заблестели слезинки. Я осушил их лёгкими поцелуями и ещё раз погладил девушку по нежной щечке. Вика хотела что-то сказать, но махнула рукой в синей велюровой перчатке, перебежала на другую сторону улицы и быстро пошла куда-то, ссутулившись и подрагивая плечами. Видимо, она дала волю слезам.
Я вздохнул и отправился домой. Надо было пообедать перед заступлением на дежурство. За квартал до моего дома меня остановили два омоновца.
— Предъявите документы! — потребовал сержант.
Омоновцы смотрели недружелюбно. Я достал служебное удостоверение и протянул сержанту. Когда они узнали, что я работаю охранником на частном предприятии, дружелюбия в их глазах не прибавилось.
— У вас просрочено право на ношение оружия, — сказал сержант.
Он был прав. Срок разрешения закончился вчера, и сегодня майор Пелудь должен был продлить его на следующие полгода.
— Ну, и что? — спросил я, — Я же в настоящий момент без оружия.
— А это мы сейчас проверим.
— Собираетесь меня обыскивать? А санкция у вас есть? — поинтересовался я.
— Обойдёмся и без санкции, — сказал второй омоновец, поигрывая дубинкой.
— Что ж, валяйте, попробуйте, — предложил я.
Сержант тоже взялся за дубинку, а я прикинул, куда его отоварить, чтобы и не шибко покалечить, и охоту баловаться дубиналом отбить. Внезапно слева послышался властный голос:
— Отставить, бойцы!
К нам подходил лейтенант, в облике которого я уловил что-то знакомое.
— Ну, вы даёте! Стоит за сигаретами отойти, как они служебное рвение начинают проявлять и о последствиях не думают. Да он вам в одно касание кости переломает, и дубинки не помогут. Здорово, Борис! Сколько лет, сколько зим?
— Привет, Алексей! — память Гришина подсказала мне имя сослуживца по спецназу.
— Спрячьте дубинки, — приказал Алексей, забирая у омоновцев моё удостоверение, — и пройдитесь вон по тому переулку. Туда только что группа молодняка прошла.
Он раскрыл моё удостоверение и удивлённо спросил:
— Так ты снова с нашим майором работаешь? Подпись-то его!
— Точно, — подтвердил я, — А ты как до ОМОНа докатился?
— А куда было податься, когда какой-то дубарь начал спецназ сокращать?
— Ну, и как служба?
— Сам видишь. С такими дуболомами приходится работать, что хоть оторви да брось. Служба собачья: башку постоянно подставляешь, а платят гроши.
— Так увольняйся и иди к нам. Я с Пелудем переговорю. Он тебя помнит.
— Премного обяжешь, а то я скоро на людей лаять начну. А сейчас, извини, служба. Пойду, гляну, как бы мои орлы опять не переусердствовали.
Мы пожали друг другу руки, и Алексей отправился за своими орлами, а я пошёл домой.
В прихожей висел красный кожаный плащ, и стояли высокие красные сапожки. Значит, Нина уже вернулась с ночного дежурства. Супруга Гришина любила красный цвет, и он удивительно шел ей. В ванной комнате шумела вода, но дверь была приоткрыта, и Нина услышала, как я вошел. Она высунула голову и спросила:
— Пришел? Погрей обед, я сама только что прибежала.
Через несколько минут она вышла из душа, застёгивая малиновый халатик. Нина чмокнула меня в щеку и спросила:
— Когда тебе на дежурство?
— Через три часа.
Мы пообедали, и Нина включила телевизор. Практически по всем каналам шли нудные, бесконечные, натянутые сериалы мексиканского или бразильского производства. Что-то я не припомню, чтобы эти страны когда-нибудь входили в число ведущих кинодержав. Непонятно было, почему телевидение сделало ставку именно на них. Наверное, от бедности.
Я начал переключать каналы и, в конце концов, нашёл комедию с участием Луи де Фюнеса. Нина кивнула, и мы начали смотреть фильм. Но смотреть было невозможно. Передача часто прерывалась бесконечными рекламными паузами. Через час у меня сложилось впечатление, что в России человек родится для того, чтобы сразу же воспользоваться памперсами, потом освежить дыхание «Стиморолом» или «Рондо», вылечиться от перхоти и кариеса, воспользоваться гигиеническими прокладками (без различия пола), выпить пива, освежить тело дезодорантом, постирать бельё, очистить посуду от жира и, наконец, воспользоваться услугами бальзамировщиков, работающих круглосуточно.
Реклама была навязчивая, безвкусная до пошлости, снята, как правило, бездарно. Правда, попадались и удачные, остроумные ролики, отснятые на высоком уровне. Но это были жемчужные зёрна в куче навоза.
Внезапно в одном из роликов я увидел Вику. Она в роскошном вечернем платье шла под руку с солидным мужчиной. При входе в зал, где проходила какая-то презентация, мужчина неловко наступил на подол платья. Раздался треск, и платье свалилось на пол. Вика, оставшись в лифчике, трусиках и туфельках, вскрикнула с неподдельным ужасом. Потом, глянув на лохмотья, оставшиеся от платья, и на своё отражение в зеркале, она махнула рукой и, взяв под руку своего спутника, прошла в зал под восхищенными взглядами окружающих. Текст: «В таком белье вы можете пойти куда угодно!»
В следующей паузе Вика вновь показалась, но уже в другом ролике. Я отметил, что и она играла неплохо, и режиссёр явно не бездарь. От Нины не ускользнуло моё отношение к этим роликам.
— Что-то ты сегодня с большим интересом смотришь на эту девицу. Ты и раньше её видел, но сегодня смотришь как-то иначе.
Я в подробностях рассказал ей о своей сегодняшней встрече с Викторией. Нина вздохнула.
— Такие истории, как правило, имеют очень плачевный исход. Мы сегодня весь вечер и всю ночь принимали раненых и покалеченных. Девять случаев из десяти были результатами вот таких встреч. Хорошо, что ты у меня такой крутой. Другие граждане либо чехлятся, либо попадают к нам.
— Фи, Ниночка! Что за жаргон? Запомни, крутыми бывают только яйца трёхчасовой варки. А люди делятся на тех, кто за себя постоять может, и тех, кто не может.
— Ты прав, извини. Кстати, о жаргоне. Ты верно подметил насчет мата. Это какая-то болезнь. Вечером привезли молодую девушку, попала под машину. Когда ей давали наркоз, она материлась так, что мне хотелось уши заткнуть. Я ещё вспомнила, как она была одета, когда её привези, и решила, что это — уличная шлюха. Но потом встретилась с её родителями. Мать — главврач одной из больниц, отец — преподаватель в университете. А девушка — студентка предпоследнего курса юридического факультета. Что с ней будет, если она не избавится от этой привычки? Ты можешь представить её речь в зале суда?
Мы рассмеялись, и я посмотрел на часы. Пора было выходить. Я собрался и поцеловал Нину на прощание.
— Вернусь утром.
— Будь осторожен, Боренька. До свидания!
После инструктажа я рассказал Пелудю об Алексее. Майор оживился:
— Жив курилка! Конечно, мы возьмём его к себе. Кадр ценный, а в ОМОНе он только озвереет.
В восемнадцать часов к нам зашла Лидочка.
— Ребята, Николай Петрович едет сегодня к Золотареву. Вы в курсе?
— Конечно.
— Тогда, по машинам! Он сейчас выйдет.
Через пять минут мы выехали по хорошо известному нам адресу. Проверив подъезд и проводив Бакаева до квартиры, мы вернулись в машины и настроились ждать. В девятнадцать пятнадцать я проверил пистолет и присоединил глушитель.
— Обойду вокруг дома, заодно сигарет куплю.
— Валяй, — ответил старший наряда.
Едва я обошел дом и свернул в переулок, как из подъезда черного хода вышли двое. Это были Бакаев и Светлана. Девушка была в кожаном, отделанном белым мехом, пальто нежно-сиреневого цвета в высоких светло-серых ботинках. Бакаев взял спутницу под руку, и они направились к магазину. Я шел в пятидесяти метрах сзади. Когда они вошли в магазин, я сразу прошел в вестибюль станции метро. Чеснокова там не было. Я подошел к киоску и стал изучать ассортимент табачных изделий. Через пять минут появились Бакаев и Светлана Золотарева. Я проследовал за ними и вошел в тот же вагон, только в другую дверь. Чеснокова там тоже не было видно.