– Нет, извините, – ответил юноша, – я больше не буду. Тем более что меня сегодня ещё ждут. Я поэтому, кстати, и пришел. Ее коллеги по парашютному спорту хотят ей памятник заказать…
– Какие коллеги? – зло спросил Вик. – Кучка раздолбаев. С кем ты говорил?
– С Алей.
– Гр.баная лесбуха. Прохода ей не давала, решила после смерти достать. Сейчас.
Вик встал и вышел из комнаты.
Юра слышал, как тот нашел телефон и набрал номер. В тишине квартиры послышались гудки, сменившиеся уже знакомым голосом подруги Иры.
– Аля? – грубо спросил Вик. – Иди на х.., Аля. Я сам все сделаю. Увижу тебя или кого-то из вашей шайки на кладбище – убью. Ты меня знаешь, я просто так не говорю.
Потом он отключил телефон и вернулся на кухню.
– Так как вы познакомились с Иркой? – спросил Вик.
– В медпункте. Меня туда принесли после обморока, а она там уже была. Давление вроде подскочило.
– Давление, – грустно усмехнулся Вик. – Ты же в курсе, что с ней было?
– Честно говоря, нет.
– Рак. Лейкоз. Она не захотела лечиться больше, ей было очень тяжело. Видел бы ты ее раньше – цветущей и лёгкой. А с этой болезнью все изменилось. Мне кажется, она даже немного тронулась умом. Краситься начала, с этими дебилами общаться.
– Начала курить травку?
– Да. Но это чтобы просто снять боль. Знаешь, рак – это больно.
Вик замолчал, глядя перед собой. Затем вдруг что-то вспомнил и вопросительно посмотрел на Юру.
– А ты как про меня узнал? Ирка обычно не рассказывала ничего про нас своим новым друзьям.
– Однажды я ждал ее у вашего дома, когда вы работали.
– Работал?
– Картину рисовали. Простите – писали.
Вик продолжал вопросительно смотреть на Юру.
– Она мне сказала, что вы художник и что она приходит к вам работать натурщицей. Что у вас здесь мастерская, с костюмами и париками.
– Про парики не соврала, – снова грустно улыбнулся Вик, – да и про костюмы тоже. Она иногда подрабатывала аниматором и заносила мне всяких зайчиков и белочек на хранение. В родительском доме она не могла это все держать.
– Так вы не художник?
– Нет, – покачал головой Вик и налил себе ещё. – Я ее муж. Да. Давай, дружок, раз уж ты здесь, я тебе расскажу про неё. Потому что, судя по всему, ты ни хрена про нее не знал. А она была удивительным человеком. Я хочу, чтобы ты знал ее так же, как и я. И помнил не по всем этим нелепостям с прыжками и травкой, а хотя бы по рассказу человека, который ее действительно любил.
Я тогда занялся пшеницей. Нашел склад хорошего зерна, договорился с транспортом, нашел выгодный контракт, в общем, поработал отлично. Только вот поставщик мне решил наличкой заплатить. Казалось бы, и ладно, но у того в бухгалтерии сидел человек на прикорме у бандосов, это я потом уже узнал, и меня слили, когда на руках был кэш. Склад был далеко за городом, меня легко перехватили с деньгами. Да и я сам ещё дурак неопытный, остановился у грузовика, который мне дорогу перегородил. Надо было по обочине сквозануть, и хрен бы они меня достали. Но… Ладно уж. В общем, дали по башке, вышвырнули из тачки и с деньгами укатили, бросив меня подыхать на обочине. А на улице минус двадцать, дорога не то чтоб проезжая, да и в сугробе меня поди разгляди. Но Ирка разглядела. Автобус тормознула, заставила водилу меня в салон втащить, ну и до больнички довезти. Из деревни своей ехала, понимаешь, на поля смотрела. Я потом оклемался, нашел ее, хотел там отблагодарить, цветы, подарки, может, денег дать. А как увидел ее, и все, сразу пропал. Ещё увидел так. Она в ТЮЗе какую-то маленькую роль играла – девочка с конфетами. И так ей все это шло – и сцена, и сарафан этот от сценического образа, и даже конфеты. В общем, почти сразу стал ухаживать, ну и сделал определённые успехи. Через полгода поженились. У меня бизнес наладился, а ее жизнь крутилась вокруг всякой богемы. В благотворительных акциях участвовала, по больницам, приютам ездила, чуть не заставила меня усыновить одного мальчишку. Бог отвел. Чтобы я сейчас с ним делал, сам-то я занят все время. А через год узнали про ее диагноз. И всё. Она забросила театр, благотворительность свою, со мной порвала. Разводиться не настаивала, но и меня не подпускала. Вбила себе в голову, что станет обузой для меня, что я не смогу, если мы не расстанемся. Сам виноват. Стал настаивать на лечении, докторов отличных нашел, с клиникой в Германии договорился. Но она переобщалась с больными в своих этих фондах, видела, что с организмом химия делает, до чего людей доводит постоянное ожидание смерти, короткие ремиссии. Я ей объяснял, что даже здесь медицина уже далеко ушла, а уж там и подавно. Люди вылечиваются. Но она даже слушать не хотела. Да и со мной уже не могла, говорила, что чувствует себя больной рядом. Вообще решила игнорировать диагноз. Сказала, что умирать не собирается, и даже фотографии свои все сожгла и удалила, чтобы даже не думали выбирать на памятник. И стала жить без меня, ярко, насыщенно, опасно. В каком-то смысле я ее даже понимаю. Она вообще очень крутая, резкая, это всегда в ней привлекало. Но я без нее не мог. Знал, что все ее авантюры стоят денег. Но просто так брать она отказывалась. Предложила поработать на меня. Ну, что я ее буду заставлять полы мыть или пылесосить ковры? В интернете нарыл странную специальность – грелка. Девушки раздеваются и греют постель мужчинам. Без интима, без стриптиза, только полежать. Я подумал – круто, хоть иногда она будет в нашей постели. Да и скучал я по ее запаху. Думал, откажется, но она согласилась. Это было так дико, что как раз в ее духе. Я ей, конечно, платил не как чужой, но такой способ получения средств ее устраивал, тем более что она постоянно где-то подрабатывала, чтобы не зависеть только от этих денег. Я теперь и не знаю, как буду дальше. Права оказалась, если бы она при мне медленно уходила – я бы не пережил, а так… Вроде моя, а вроде уже чужая.