Гандон смотрит на Евгения Николаевича. Тому не нравится, как смотрит на него собака, и прогоняет её.
Вскоре сделка совершена. Все остались довольны. В том числе и Евгений Николаевич, хотя он проигрался в пух и прах. И своё довольство он проявляет так, что гладит Гандона, которого не гладил вообще никогда.
Гандон рычит, и Евгений Николаевич одёргивает руку.
– Исхудал пёс, – говорит он, обращаясь к Валерию Сергеевичу. – Вон как рычит!
– Танька, – зовёт Валерий Сергеевич служанку, – накорми Гандона. А то он и правда всех гостей перекусает.
Наступает ночь. Завтра Новый год. Хозяева спят. Не спится только Гандону. Его снова плохо накормили.
Он пробирается в кухню, дверь открыта.
Очертания большого холодильника видно во тьме. Гандон садится напротив. Там, за дверью, столько кушанья! Он знает. И пытается открыть мощной лапой дверь холодильной камеры.
С третьей попытки ему это удаётся.
Яркий свет бьёт в глаза – а запах!..
От удовольствия Гандон тявкнул. Но не громко. Слюни потекли из клыкастой пасти. Ещё бы! Гусь жареный с золотистой корочкой. Сандвичи с сёмгой и сыром. Шашлык из курицы. Утиные окорочка с ананасами. Рулет из индейки с черносливом. Нежные котлетки. Салаты. Говядина… «Во гадина!» – подумал Гандон, сожрал всё и тут же насрал возле холодильника.
Это собачий вольер. Он специально сделан для Гандона, и сделан поспешно.
Зима, Гандон мёрзнет и готовит побег.
Он прокопал под сеткой ограждения яму и ждёт теперь, когда его накормят.
Танька несёт похлёбку. Гандон ест последний раз в этом доме. Облизывается. Громко лает на прощанье. Пролазит через подкоп – и бегом прочь в неизвестность.
Это Бес. Бомж. Он стоит возле церкви, просит милостыню. На поводке у него собака. Вместе с собакой на территорию церкви ему нельзя. Кошкам можно, а собакам вход воспрещён. Там ночлежка – Бог заботится почти обо всех тварях, как может. Бесу поэтому пёс в тягость, он не Бог, он тварь. Но и отпустить собаку не может. По тем же самым причинам, что и Валентин Елыгин.
Прихожанам он предлагает собаку по бросовой цене, за три бутылки водки. Никто не берёт. Даже не торгуется.
Одна бабушка говорит:
– Бесик, я знаю хозяина этой собаки. – И даёт ему адрес.
Бес идёт, уверенный, что сейчас будет совершена сделка.
Дверь открывает Елыгин.
– Только не Гандон! – успевает он сказать и закрывает дверь.
Во дворе дома он встречает выпившего Евгения Николаевича – он его знает по старым, заведённым на него делам.
– Пёс не нужен? – предлагает.
– Гандон никому не нужен, – говорит безразлично Евгений Николаевич.
В этот же день Бес отвёл собаку в безлюдное место, сказал, что гандонам нет места в этом мире, ударил пса по голове…
С опозданием в несколько дней Бес смог сытно отметить Новый год.
У себя в шалаше за бутылкой вонючего самогона в компании таких же, как он сам, Бес подавал на стол котлетки, голубцы, солёный салат с курицей – и мог бы подать ещё много чего, но… Аминь!
Это автор. Я услыхал эту историю случайно. Я даже рад, что дело так кончилось. Да, жаль бассет-хаунда, но в оправдание скажу: отмучился Гандон, с паршивой собаки хоть шерсти клок. Что верно, то верно… И автор гандон, кстати. Как ни крути…
Большие сиськи, большой болт
1
У неё были большие сиськи. Да, представьте себе, худое тело и большие сиськи. И миленькое круглое личико. Дочку звали Ксюня. А обладательницу больших сисек звали Лена. Мне показалось, что я обязан стать Ксюне папой, а для её мамы стать мужем. Хотя бы на десять дней – я приехал в отпуск к Чёрному морю, я был один.
Но вначале я познакомился с Анатолием Седых. Бывшим футболистом. Известным в своё время футболистом. Мы проживали вместе в одном крыле гостиницы, если так можно выразиться. Точней сказать, в частном дворе, где имелся общий душ с тёплой водой и два туалета, один из которых не закрывался, просела дверь. Кухонный большой стол стоял посередине двора, поэтому каждый из нас – и Лена, и Ксюня, и Анатолий, и я – могли лицезреть друг друга ежечасно, или даже ежеминутно, сидя за этим столом.
Уже как восемь лет Анатолий закончил свою спортивную карьеру, был свободен от брачных уз, пил только пиво, я пил всё подряд, даже чачу. Пятьдесят пять градусов в чаче и пятьдесят градусов на солнце расплавляли мои мозги, я потел, курил и делал вид, что трезв. То есть пытался жить трезво. Каждый день. По чуть-чуть. И, так сказать, не забывал про большие сиськи.
А такое разве забудешь?..
Анатолий был человек очень приятный – сладкий. Хвалил любого, льстил каждому. К таким людям я всегда относился с некоторым призрением. Но в душу Толян не лез. В маленьком курортном городке, с его слов, в прошлом году он хотел организовать футбольный клуб. Но столкнулся с бюрократической волокитой. В конечном итоге клуб организовали, но его кинули. Ныне возглавлял клуб какой-то хач по кличке Богро, не имевший к футболу никакого отношения.
Я сказал:
– В России футбольные клубы организовывают не для того, чтобы играть и выигрывать, а для отмывания денег. Профессионалы здесь не нужны.
– Верно, – согласился Толяныч. – А у тебя деньги есть? Пива купить. Я на мели пока, товарищ к концу недели долг отдаст, он сейчас в Сукко.
Странное поведение и безденежье нового знакомого меня насторожило. Я купил пива. Мы выпили.
– Я знал такого футболиста, как Анатолий Седых, – сказал я ему. – Ты есть тот самый Седых?
– Не веришь?
– Не верю.
Мимо проходила как раз Лена. Я с ней не был знаком пока. Её большие сиськи болтались под футболкой. На мгновение я представил, какой у них размер?.. Цифра шесть мелькнула в голове… Пока я представлял, Толян в это время уже выпросил планшет, открыл страницу в гугле.
– Смотри, – сказал он, – это я…
Я сравнил фото в интернете с реальным человеком.
– Да, это ты, – говорю.
– А теперь – читай! – И он сам стал читать вслух: – С 1986 по 1988 год играл за волжское «Торпедо», сезон 1988 года провёл в камышинском «Текстильщике». В 1989 году выступал за львовские «Карпаты», затем перешёл в клуб «ЦСКА», где провёл десять матчей, забив два гола…
– Верю, – перебил я его.
– Может ещё по пиву?
Лена забрала планшет, ничего не сказала. Стала подниматься по лестнице. Я смотрел, как виляет она худыми бёдрами.
– Нравится? – спросил Толян.
– Такие женщины нравятся всем, – ответил я машинально. – Нужно снова влюбиться, чтобы для всех стать потерянным.
– Ты женат?
– Разведён.
– Я тоже.
Я дал Толяну денег, он купил пива. Мы уселись за столом.
– Сам ушёл от жены? Или она ушла? – я продолжал любопытствовать. На самом деле меня это мало интересовало. Надо было поддерживать разговор.
Он рассказал свою историю. Она походила на мой случай. Толян убивался – чего ей надо было? Деньги были, большие деньги! Квартира, машина… Да, я часто бывал на сборах…
– Вот именно – ей тебя как раз и не хватало. Девушка… Чувства… Любовь… Жена… Если ты сам ушёл от них, то всегда можешь возвратиться, если от тебя ушли – пиши, пропало всё, не воротишь. А любовь-суку всегда жаль, когда она уходит. Но жаль до тех пор, пока не появляется другая.
Потом мы пошли к морю. Толян не купался. Он говорил, что приехал недавно, но его кожа имела настоящий морской загар. Он здесь был давно.
Я вышел из моря. Вытерся полотенцем. Толян попросил сотовый телефон. Я дал позвонить.
Он поздравлял кого-то с днём рождения. Номер того человека Толян помнил наизусть.
Когда он вернул телефон, я спросил:
– Что случилось? Ты тот, кто есть, но не тот, кем был.
Он ушёл от ответа. И я его больше не спрашивал о прошлой жизни. Мне было всё ясно. Для него всё было сложно.
Вечером мы ужинали за мой счёт.
Затем Толян исчез, сказал, что надо встретиться с человеком, который должен ему деньги. Я понимал, он врёт. Хозяйка гостиницы, женщина в возрасте, некрасивая женщина, приютила его, я догадывался. И он с ней расплачивался тем, чем мог, – натурой. Это было понятно.