Мне хватает и чужой жизни – раз своей у меня больше нет.
Новая Среда.
Комментарий к Лоскут № 10
Тепло и холод. Новые лица. Надеюсь, что-нибудь приглянется из этих лоскутков…
========== Лоскут № 11 ==========
Деловое и не очень
С утра в душе пустота и усталость, как в покинутой ракушке. Пасмурное небо с клочьями облаков нависло над крышей и давит, давит собой, словно серое от старости глухое ватное одеяло. За окнами всё тусклое, только по-прежнему кроваво пламенеют рябиновые ягоды, да обретается возле гаражей полосатая кошка, гоняющая по дорожке шуршащую фольгу.
Здесь тепло, а в седьмом корпусе полетела система отопления: в подвале сорвало вентиль на трубе с горячей водой. Поэтому в анатомичке финская баня, а в лабораториях – льды. Я уже давно не удивляюсь тому, что летнюю профилактику здесь принято начинать в районе дня Благодарения, и все считают это вполне нормальным. Главное – здесь, у меня, тепло…
Сегодня много интересных дел: в полдень вводится в эксплуатацию онкологическое отделение, секретарша с самого утра заносит в базу приказы о назначениях на должности. А я составляю план первой пятилетки, это у меня обычно называется «Пятилетку в полгода, или Сами напросились».
Сначала попробуем всё наработанное на тех, от кого в цивилизованной медицине со скорбью отказались. А если ничего из имеющихся версий не подойдёт, то пойдём снова в поиск. Отчёт из лабораторий доктора Марио Оркильи меня неожиданно приятно радует. Только в прошлом марте их группа перешла к нам из Лейдена, а результаты уже весьма любопытные и многообещающие.
«При традиционных формах рака крови довольно сильный эффект даёт введение генетически модифицированных объектов, которые уничтожают повреждённые клетки, останавливая их бесконтрольное деление и создавая блокаду вокруг потенциально опасных участков тканей. По-прежнему неясным остаётся способ восстановления нормального баланса крови после окончания зачистки. Здесь единственным вариантом остаётся применение наших традиционных методик тройной полной замены крови с введением необходимых кровяных тел. В соответствии с вашим распоряжением предоставляю вам истории болезни моих пациентов и заявку на лабораторию в новом отделении.
P.S. Обратите внимание на отдел криогенетики (седьмой корпус) и отдел сверхтонких технологий (девятый корпус, флигель). Их новые разработки могут дать мне ответ на вопрос о восстановлении крови. Те процессы, что мы проводим в условиях лаборатории, уже возможно перенести в сам организм, если использовать нанотехнологии.
Искренне надеюсь на ваше понимание. Доктор Марио Оркилья».
Да, хорошая мысль, собрать их всех вместе и посмотреть, что из этого выйдет.
Начинает накрапывать медленный задумчивый дождик. Над дымящей трубой котельной с пронзительными криками кружит вороньё – сушит перья. От одного взгляда на пасмурное низкое небо начинают слипаться ресницы, и очки съезжают на кончик носа. Гляжу мимо очков на текст, а он начинает сползать с белой бумаги и разбегаться по всему столу, как муравьи из сахарницы…
Слово «Оркилья», например, удобно устроилось на длинном чёрном лакированном карандаше, а «криогенетика» укрылась за коробочкой со скрепками и сделала вид, что это не она.
Пол Антинеля за коня… брр!.. за чашку кофе, конечно же. Настоящей крутой арабики, горькой, как моя кровь, и горячей, как полуденное солнце.
…Примерно в без трёх полдень ловлю себя на том, что весьма пошло сплю в кресле за рабочим столом, устроив подбородок на скрещенных кистях. Небо всё ещё там, за высокими узкими окнами и за кружевными кремовыми шторами, всё такое же безнадёжное, уныло-серое, нагоняющее тоску. По стёклам плетутся руны дождя – медленно, через силу, словно это не вода, а свинец.
Возле двери скребутся. Это секретарь Воскресенье. Она всегда так интересуется, можно ли ей зайти. Как будто барабашка шалит: поскрёбывается, тихонечко попискивает от нетерпения и перестукивает высокими каблуками.
-Да, входите, - вслед за этим появляется Воскресенье. Высокая девушка неопределённого возраста, со смешными хвостиками, в стильных очках с красной оправой, в свитере с оленями и в красных же джинсах. Несмотря на свой рост, носит туфли на каблуке и не сутулится. Её парфюм – «Fireball» - сейчас перемешан с приторным ароматом тёмно-алых роз, которые Воскресенье торжественно держит в руках слегка перед собой.
-От доктора Марио Оркилья, - объясняет она с неуместно широкой улыбкой. – Велено передать в благодарность за внимание. Подать вам кофе, господин директор Антинеля?
-Да, - я лёгким движением брови указываю на хрустальную вазу, подаренную мне зачем-то хирургом Баркли в день основания Антинеля (праздник есть такой, местный). Воскресенье красиво организует из роз букет, уходит и тут же возвращается с кофе на подносе.
-Это растворимый «Ambassador». Вы давно у меня работаете?
-Пятнадцать месяцев и три дня, господин директор Антинеля, - вытаращивается Воскресенье.
-Ясно. За три дня расчёт возьмёте в отделе кадров. Сегодня в десять часов вечера ваша работа секретарём заканчивается навсегда, как и ваша карьера в Антинеле. До этого времени продолжайте исполнять свои обязанности. Составьте для нашей редакции краткий пресс-релиз об открытии нового онкологического отделения. (Длинная пауза). Что вы так стоите и смотрите? Вы не могли за год запомнить, что я пью только натуральный кофе?..
-Извините, - выдавила Воскресенье, у которой дрожали губы, и быстро ушла.
От запаха роз подкралась и вцепилась когтями в виски мигрень; спать хотелось по-прежнему.
В первом корпусе форменный бедлам – волновикам раньше срока привезли заказанную для новых лабораторий аппаратуру, и теперь их зам. руководителя, Айвин, носится с приборами как с писаной торбой, и пытается всё это великолепие распределить по свободным пространствам.
-Во флигель поставьте, я сейчас солдат позову, чтобы носили! – кричит ей генерал Джереми ла Пьерр, крупной трусцой удаляясь в сторону лифта.
-Я не дам им новый осциллограф, эти кони ируканские его непременно разобьют! – колотится в истерике руководитель волнового отдела Дори Оскуро. Все остальные сотрудники под шумок пытаются распаковать наваленные поперёк коридора контейнеры и посмотреть, а что там внутри. Пока меня не заметили, беру стаканчик арабики в знаковой кофеварке и отступаю через лестницу между первым и старым корпусами.
Где-то между первым и пятым этажом сажусь на выложенный мелкой керамической плиточкой пол, прислонившись спиной к батарее, и смакую кофе – он огненной волной докатывается даже до кончиков онемевших от холода пальцев. Послушайте, ведь и у директора должны быть хоть какие-то там, пусть кривые и убогие, пусть в виде питья арабики на лестнице, но выходные!
Возвращаться к розам и зарёванному Воскресенью настроения нет. Во дворе Лоэрри Садиньель прогревает мотор снежно-белого Lamborghini Murcielago.
-О, здравствуйте, господин директор Антинеля! Поедем куда-нибудь?
-Да. Туда, где небо не такое серое – и не волнуйтесь, если я по дороге всё-таки усну…
Changes
Холодно-холодно. Кошки оккупировали все места возле батарей и бойлеров.
Небо высокое, хрустальное и, кажется, тихонечко позванивает от порывов ветра. Фонари жмурятся, отворачиваются, чтобы не так сильно сёк снежной крупой злючий норд-ост.
Я всё никак не могу понять: сейчас позднее утро или же ранний вечер? На часах половина восьмого, понимай, как хочешь. Соланж в приёмной поёт.
Нужно бы вкладывать средства не в радиооптиков, которых я в принципе не понимаю и, как следствие, не могу толком контролировать, а в простое и доступное: в коммунальщиков. На моём столе лежат сейчас три стопки бумаг. На каждой сверху приклеен зелёный, как будто тополиный, откуда-то из лета, листочек, а на нём написаны комментарии секретарши.
На одной: «Телеги», на другой: «Несамокритика (хвалебны)». Третья же озаглавлена «Прочее».
Вот какая у меня секретарша! Не нужно рыться в поисках нужных документов, сразу всё ясно.