— Получается, что в среде сибирских русов очень долго жила память и об Ориане и о далёком космическом прошлом?
— Вплоть до XVIII века. Только после того как Петр I искоренил остатки сибирской Руси — Артании, прошлое стало забываться.
— Грустные вещи ты мне напоследок рассказываешь, — сказал я, подымаясь со своего места.
— Не взыщи, ты сам спросил, — беря в руки мой рюкзак, грустно улыбнулся ведун.
Через несколько минут мы молча подошли к лодке, я бросил в неё поклажу и повернулся к старому. Он стоял серьёзный, и как мне показалось несколько торжественный. И вдруг мои руки сами поднялись и обняли «знахаря».
— Полно, хлопец, полно а то я расплачусь, — шептал он мне. — Береги себя! То, что ты услышал немного. Но тебе на год для размышлений хватит. Жду тебя в августе…
— А если я смогу приехать раньше? — спросил я
— Буду ждать тебя каждый день, но боюсь, что можешь засветиться. Пока ты как следует не защищен.
Я вскочил в лодку и оттолкнул от берега. Мотор завёлся сразу же. Махнув старику рукой, я дал газ и, набирая скорость, помчался на подаренной мне лодке к Кондинскому. У поворота я снова оглянулся. Старый, стоя на яру, смотрел на удаляющуюся лодку…
Глава 27
УЧАСТКОВЫЙ
Старый был прав: я опоздал. Солнце клонилось к западу, ещё немного и оно, нырнув за Уральский хребет, погрузит в сумрак его восточные склоны. И тогда на реке будет совсем плохо. Она превратится в тёмный, движущийся в сторону Иртыша, окруженный вековой тайгою каньон. Пока опустившееся светило своими низкими лучами пробивало кроны деревьев было ещё светло.
— Хоть бы успеть! — вертелось в голове. — Неужели придётся шарашиться по реке ночью? В темноте налететь на топляк, да ещё на скорости, дело нешуточное. Можно сыграть и на прокорм рыбам… Но солнце, чувствуя мои тревоги как будто остановилось. И проходил уже пятый поворот, а оно всё продолжало и продолжало светить… Пошёл поворот шестой, седьмой и вдруг я увидел впереди непонятно откуда взявшуюся «казанку». В лодке сидело два человека. Очевидно запоздавшие рыбаки или охотники. Увидев мою «амурку» на «казанке» притормозили. И когда я их догнал, махнули рукой, чтобы я следовал за ними. Я быстро пристроился в кильватер к дюральке и мы вместе выехали в сумрак надвигающейся ночи. Мчащиеся впереди дорогу, по видимому, хорошо знали, и мне следовать за ними было одно удовольствие. На чёрной, как дёготь, глади реки бурун от мотора «казанки» был хорошо виден. Скорость же у нас была одинаковая… Наконец, примерно через полчаса засветились огни Кондинского! Наконец-то! — обрадовался я. Теперь осталось найти место, где пристать. Не успел я подумать куда приткнуть свою лодку, как вдруг из темноты нарисовался силуэт притормозившей «казанки» и две сильные руки схватили за борта моей лодки.
— Сейчас всё будет хорошо хлопец, — раздался добродушный бас одного из «Сусаниных». — По лодке видим от старика едешь, значит, наш человек. Сейчас вместе пристанем. — И действительно через минуту обе лодки и моя, и «казанка» мягко коснулись берега. — Прикалывай свою поближе к моей и не бойся моторы у нас не воруют.
— Всё будет в порядке, — услышал я молодой голос второго парня.
— Куда тебя проводить? — пробасил первый.
— Мне к Белых Сергею Борисовичу, — сказал я нерешительно. — В Кондинском бываю часто, но честное слово, где он живёт не знаю.
— Можно и ко мне — раздался знакомый бас. — Как я понимаю, лодка остаётся на моё попечительство? Угнать её к старому или оставить у себя? — обладатель бархатного баса, местный участковый, который каким-то чудом оказался моим попутчиком, сразу «взял быка за рога».
— Старик сказал, чтобы лодка осталась у вас до моего приезда.
— Добро — так и будет! Ну а теперь хлопец, пойдем ко мне, в гостиницу я тебя не пущу. Будем пить чай. Да и ухой я тебя накормлю отменной.
С этими словами Сергей Борисович взял из «казанки» свой рюкзак и, попрощавшись с рыбаком — товарищем, стал по еле заметной тропинке подыматься к яру. Я молча следовал за ним. Надо же как интересно — вертелось в голове — «На ловца и зверь бежит». Встреча с участковым на реке тоже ведь не случайность. Ну и старик! Интересно, есть на свете что-нибудь такое, чего бы он не знал. Или не умел? Я был у «знахаря» — пасечника всего три дня. И как будто заново родился. А сколько узнал?! Он же считает, что показал мне всего лишь дорогу. Самое элементарное на уровне детского сада… Что мы с ним разобрали: тайну имён, и родовых кличек — фамилий. Чем отличается рок от судьбы… Старик галопом по Европе рассказал о древних погибших цивилизациях. О том, что на нашей планете миллионы лет действует неведомая человечеству, но крайне враждебная ему сила. И что у этой силы среди людей есть союзники и союзники могущественные. Рассказал ведун и о трагической гибели предыдущих цивилизаций… О противостоянии Орианы и Атлантиды… Плюс ко всему, о условиях появления на Земле различных человеческих рас. Что же самое главное из всего того, что он мне рассказал? Уж конечно не появление на Земле евреев или их хозяев — недобитков из предыдущей эпохи. Тогда что? И тут только подходя к дому участкового меня осенило: да старый ничего мне и не рассказывал такого, чего бы у меня не было в моём бессознательном. Иначе бы я шарахнулся от него, как от чумы. Всё, что он сделал, так это освободил мою бессознательную родовую память от кодов. От той программы, которую в меня вложило наше больное материалистическое общество. О чём бы ведун не рассказывал, его слова тут же включали в моём сознании определённые образы. Причём не редко эти самые, красочные и до конца непонятные картины обгоняли в моём сознании мысли и слова старого, которыми он пытался разбудить мое сознание. Оказывается бессознательное торопилось. Торопилось посредством образов, звуков и даже запахов донести до моего сознания то, что в нём было заложено. Но почему это произошло? Мелькнуло в голове. — Оказывается всё дело в намерении. Своё намерение понять, что в мире происходит я включил давным-давно. И именно оно привело меня к старому! И он старик, явился всего лишь пусковым механизмом моего намерения. Тем необходимым звуком без которого бессознательное просто не могло обойтись. Так вот он скрытый механизм познания истинного: всего лишь намерение что-то понять. Страстное желание постичь доселе непостижимое! Как всё оказывается просто! «Да желающий слышать — услышит!». Мои мысли внезапно прервал голос провожатого:
— Вот мы уже и пришли. Давай заходи не стесняйся. Как звать-то тебя? — Я назвал своё имя.
— Меня ты знаешь, как кличут. Так что будем считать, что мы познакомились окончательно.
Местный участковый жил в типовом поселковом двухквартирнике на краю посёлка. Нас встретила его миловидная с умными глазами, и обворожительной улыбкой жена. В квартире было уютно, пахло стряпнёю и жаренным. Вскоре и она, и хозяин, наконец-то я его разглядел — мужчина лет тридцати пяти, высокий с красивыми русскими усами и мудрыми не по годам глазами, усадили меня за стол и предложили местные яства. Это у них называлось просто попить чаю…
— Удивительный наш старик — начал разговор участковый. — Ты знаешь сколько он помнит сказок и различных преданий? Тысячи! Я как-то у него жил с неделю. И он каждый вечер мне рассказывал. И всё новое и новое. Уезжать не хотелось. И лечит почти все болезни. Но лечит тоже интересно. На некоторых посмотрит и говорит: лечить я тебя не буду, хотя вылечить смогу. За тобой пришёл «посланник»… Чтобы его отозвали — меняйся. Становись другим, тогда и разговаривать будем… С другими же особенно детьми ведёт себя иначе. Сразу же берётся за лечение. Смотришь неделя, вторая и человек здоров.
— А давно он приехал сюда на Конду? — спросил я участкового. — Давно, когда мой отец только что окончил пушно-меховой техникум и приехал на Конду в качестве нового охотоведа. Эдак лет сорок назад.
— Ничего себе! — подумал я.
— Давненько. Сначала он поселился в устье Конды, но потом перебрался туда, где живет сейчас. Сам себе построил дом и все хозпостройки, потом развёл пасеку. А он что тебе это разве не рассказывал? — поинтересовался Сергей Борисович.