– Послушать бы всё это вашим чиновникам, – шепнул я на ухо рядом сидящей Ярославе.
– Думаешь, что-нибудь изменится? – прошептала она мне. – Всё так и останется. Холоп, добравшийся до власти, страшнее атомной бомбы. Та вокруг себя всё разрушает, а этот в масштабах всего общества.
– А зачем тогда такие частушки?
– Весь этот концерт для нас самих. Чтобы наше молодое поколение видело, в каком мире ему предстоит жить.
Следующий номер был тоже плясовой. Разыгрывалась сцена из жизни поморов. Как я понял, события происходили на далёком острове, куда попали рыбаки во время бури. Чтобы спасти от тяжёлых льдов корабль, его пришлось вытянуть на берег. А потом приёмами пантомимы и народного плясового балета была показана зимовка. Менялась музыка, менялись одна за другой картины. Вот наступила полярная ночь. Но люди не оказались в темноте. На помощь пришло полярное сияние. При его свете жизнь продолжилась. Вот поморы ремонтируют зимовье. Вот идёт борьба с белыми медведями и похороны погибших товарищей. И, наконец, приход солнца, весны и обратная дорога домой. Всё это было обыграно четырьмя мужчинами. И настолько талантливо, что после такого спектакля новое представление наладилось не сразу. Чтобы успокоить людей потребовалось время. Потом одна за другой стали звучать народные северные песни. Я услышал и великолепные соло, и дуэты, и трио. Но чаще всего поморы пели песни хором. И звучали песни великолепно! Но чем больше я слушал их песен, тем глубже осознавал, что их я нигде не слышал. И вообще никто этих песен на Большой Земле не знает. Ни музыки, ни слов. И, наконец, до меня дошло, что я столкнулся с неизвестным никому пластом нашей русской культуры. А когда стали петь и обыгрывать древние бьглины, я вообще не поверил своим ушам и глазам. Былины поморов рассказывали о чём-то своём. Изредка в них упоминались новгородские богатыри и герои, но события, о которых в них рассказывалось, происходили не на Земле Великого Новгорода или Киева, а где-то ещё. Далеко за горизонтом, на каких-то царственных островах. На сказочном Ириладе, Грастиаде и острове Огненном росли сосновые леса, там текли реки и простирались светлые озёра.
– Что это за острова? – невольно спросил я Ярославу.
– Ириладом когда-то называли Новую Землю, – шепотом ответила она.
– Но ведь она известна как Филиподия.
– Был остров Ирилад, потом стали его называть Ирипод, позднее из него и сделали голландцы Филиподию.
– А Грастиада?
– Это архипелаг Северная Земля, огненный остров – современный Котельный. Ты лучше слушай, а спрашивать будешь потом.
И я весь превратился в слух и внимание. А былина сменялась былиной. Одни события плавно переходили в другие. Я услышал о северных портах и городах в устьях великих сибирских рек. Про караваны кораблей, уходящих на восток и на запад. Передо мной развернулся целый неведомый мир. Жизнь медленно умирающей северной цивилизации. Былины пели и женщины, и мужчины. Пели под тихий аккомпанемент гуслей и рожка. И музыка создавала особый звуковой фон, который вызывал в сознании незабываемые образы. В последней былине, которую пропел пожилой мужчина из какого-то неизвестного мне хутора, говорилось, как с островов вверх по Северной Двине на ладьях ушло войско на помощь Великому Новгороду.
– Неужели это о тринадцатом веке? – снова не выдержал я.
– О тринадцатом, – кивнула головой Ярослава. – Во время великой борьбы с Западом.
– Неужели ваши воины с островов сражались на льду Чудского озера?
– Они участвовали и в освобождении Пскова, но ты опять задаёшь вопросы. Хватит задавать, лучше смотри и слушай.
Но вот молодая женщина запела о новом жестоком похолодании, о гибели на Ирипаде оленей от бескормицы и о том, что море превратилось в ледяную равнину. Она рассказала, как собрались на совет старейшины, и было решено покинуть остров. Былина об исходе на юг оказалась последней. Когда женщина её закончила, в зале воцарилась на некоторое время тишина.
Воспользовавшись передышкой, я спросил: