— Назови мое имя, — сказал Фер внушительно.
Мужчина задергался и забился. Я видел, что он пытается сконцентрировать взгляд на Фере, но не может.
— Ты в безопасности, мой ученик. Назови мое имя.
— Мессия, — захныкал мужчина. Все его тело затряслось. Слюни брызгали на прорезиненный пол багажника, слезы градом катились по щекам. И вместе с тем, он улыбался. Уголки его рта дергались.
— Нет! — рявкнул Фер, наклоняясь к нему, — ты не достоин произносить это имя. Назови мое земное имя.
— Падре Доминго, — прошептал мужчина, все более съеживаясь в багажнике. Гнев воображаемого «учителя» оказался для него страшнее всяких пыток, — Простите меня, падре, простите, простите…
— У меня есть еще имена. Если ты мне скажешь еще одно имя, я прощу тебя, сын мой.
— Рикардо Ньевес.
— Что ж, ты прощен, сын мой, — иронично изрек Фер, — а почему ты не выполнил моего задания? — он опять добавил металла в голос.
— Я не справился, — захныкал мужчина и неожиданно умолк, — Учитель, это ты? — в голосе его заслышалась тревога, он тщетно пытался сфокусировать оплывшие глаза на Фере. Наверное, вопрос о проваленном задании заставил его вспомнить события последнего часа.
— Не надо об этом, — тихо шепнул я, — Спроси, что это за секта: может они сатанисты?
Фер криво ухмыльнулся, и я понял, что этот допрос его здорово забавляет. Про себя я такого не мог сказать — мне было очень не по себе. Фанатизм этих бандитов и хладнокровие Фера, который легко принял на себя роль инквизитора — в моей голове это слилось в единый сплав отвращения и тревоги.
Я вглядывался в широко распахнутые глаза Мануэля Торреса, пытаясь понять, что движет этим человеком: был ли он членом какого-то секретного общества или ордена, или он сбежал из психушки. В моей голове живо рисовались картины в духе Дэна Брауна: темные коридоры и закоулки, в которых перешептываются монахи-отступники, приемники древних знаний.
— Это я, сын мой, — произнес Фер, — я прощаю тебя, но мне нужны доказательства твоей преданности. Ответь мне на три вопроса. Первый: помнишь ли ты еще нашу цель?
— Мир должен гореть в огне.
— Молодец. Ты верно служишь нашему делу. Александр Лопе — тоже избранный?
— Да.
Фер сделал небольшую паузу, обдумывая последний вопрос:
— Теперь вкратце перескажи мою биографию, сын мой.
— Учитель, я недостоин осквернять своим языком твой святой жизненный путь.
— Рассказывай, сын, и да будет твое повествование кратким и правдивым!
— Ты был священником в Маледо, — начал мужчина, — и там обрел благодать. Теперь ты знаешь истину. Теперь мы знаем истину.
— Это все?
— Теперь ты учитель избранных, наш учитель, — захныкал Мануэль, — простите меня, падре.
Я чувствовал удивление и отвращение. Сколь же сильна была в этом человеке вера в своего «учителя», в его святость. Даже в таком плачевном состоянии, в галлюциногенном трансе, Мануэль поклонялся своему кумиру. Я задумался, какая же сила внушения должна была быть у главаря этих сектантов, раз они его столь яро боготворили. Боготворили на грани смерти, в упадке разума, с пеной у рта и слезами из глаз.
— Давай кончать с этим, Фер, — шепнул я, — он же вконец сумасшедший.
Кудрявый медленно кивнул.
— Мы уже узнали достаточно. Но, прежде чем сдать этих ребят полиции, надо их чуть-чуть обработать.
Фер залез в машину и вскоре вернулся с парой новых шприцов и бутылкой вина. Вначале мы занялись Мануэлем. Я держал ногу мужчины, а мой подельник воткнул иглу во внутреннюю сторону бедра, у самой мошонки. Мануэль что-то лепетал, прислушавшись, я услышал обрывки молитвы. Потом мы повторили эту операцию со вторым нашим пленником, до сих пор пребывавшем в отключке.
— Алкоголь, — пояснил кудрявый, — чтобы их виновность не вызвала вопросов. Заодно очухаются немного позже и с памятью будут кое-какие проблемы.
Фер открыл бутылку вина, смочил из горлышка салфетку и вымазал бандитам лица, имитируя последствия бурной попойки, Подумав, кудрявый капнул Мануэлю немного на сорочку.
— Это тебе благодать, мой ученик!
— Благодарю, учитель, — прошептал Мануэль и отключился: видимо, инъекция подействовала.
Через пятнадцать минут мы уже были в полицейском участке. Нам с Фером пришлось подробно описать нападение для полицейского протокола. Мы рассказали всю правду — за исключением лишь того факта, что у «случайного прохожего» как нельзя кстати оказался пистолет. Я подал события так, будто Фер, увидев, как двое пьяных мужчин избивают паренька, остановился и принял участие в драке. С такого ракурса я выглядел жертвой, а Фер — неравнодушным и добрым человеком. Наш рассказ был воспринят благосклонно и с пониманием, тем более, что мы сдали в участок в целости и сохранности все ценные вещи и документы преступников, а также их оружие: пару пистолетов и ножей.