Бык отступил.
Что это? Почему — здесь? Кто послал это?.. Рука его потянулась за мечом и нащупала пустоту. Бык скрипнул зубами. Хо Син научил его боевым приёмам, но безжалостное чутьё подсказывало, что против серой собаки они будут бесполезны так же, как стальной меч. Что ему делать? Бык попытался выровнять дыхание. Он вспомнил о капитане. «Не вздумай стыдиться! — приказал ему Аладору. — Почуешь опасность — немедленно зови меня. Если я не откликаюсь — зови Хо Сина, Листью, кого угодно».
— Веньета… — прошептал Бык.
Он отчаянно надеялся, что не отвлекает капитана от чего-нибудь очень важного. Более важного, чем жизнь Быка. Он набрался дерзости. Собаки приближались.
— Капитан Аладору!
На миг в глазах поплыло, замерцало — и Бык выдохнул от жгучего облегчения. Прямо перед собой он увидел спину капитана, затянутую в раззолоченный камзол.
С неба рухнул Хо Син. Камень под его ногами треснул от удара. Алые шелка Хо Сина полыхали сейчас настоящим пламенем. Они ярко горели и не сгорали. Канонир изготовился к бою. Жутко свистнул в воздухе его смертоносный шест.
А из мрака выступил старый Оллер, по-прежнему босой и полуголый. Он только накинул на плечи белую куртку с синим воротником.
Трое обступили Быка, закрывая его собой. Бык сжал зубы. Очень, очень давно никому не приходилось его защищать. Это он был тем, кто заслонял другого, раненого или ослабевшего, и он думал, что так будет всегда. «Однажды, — поклялся Бык сам себе, — однажды я стану им равен».
— Прочь! — воскликнул Хо Син. Он отмахнул шестом. Но собака развеялась дымом и шест прошёл сквозь дым, не причинив вреда. А на месте дымного облака вновь стояла собака.
— Это Великий Охотник, — сказал Оллер, — собака-гибель. Против него нет оружия.
— Охотник? — процедил Аладору. Бык вздрогнул. Что-то в словах Оллера привело Аладору в ярость. — Собака-Гибель? Подлинная?.. Иган! Это твоя собака?!
— Не возводи напраслину на человека, — сказал Оллер спокойно. — Это пиратская копия, довольно скверно сделанная. Но она всё равно очень опасна. Канонир, убери оружие.
Хо Син недовольно взрыкнул, но закинул шест за спину.
— Этих тварей гоняют одним способом, — продолжал Оллер, — гасят со всей дури пределочкой.
— Чего? — невольно переспросил Бык.
Аладору вздохнул.
— Бык, — велел он, — сядь на землю, закрой глаза, спрячь голову. Хо Син, отойди, подними защиты.
Канонир скривился и беззвучно выругался, но повиновался. Бык отступил на пару шагов и, сев, склонил голову между коленями.
Исчез плеск прибоя. Бык свыкся с ним и давно перестал его замечать, оттого внезапная тишина ошеломила его. Волосы стали дыбом. Прекратилось движение воздуха. Странным образом Бык перестал чувствовать тепло и холод. Умолкло и его сверхъестественное чутьё: вокруг него точно поднялись стены или, скорей, зеркала… Он был теперь заперт, но не в клетке, а будто в колыбели, закутанный в одеяла. Быка потянуло испробовать преграду на прочность, но он вовремя опомнился.
А она не была абсолютно прочной, эта преграда. Когда Оллер и Аладору вместе высвободили личную силу, Быка впечатало в камень так, что хрип вырвался из груди. От чудовищного давления зазвенело в ушах. Перед глазами повисли огненные мухи и принялись отплясывать безумный танец, всё быстрей и быстрей. Никогда прежде Бык не испытывал подобного, и его разум, мечущийся в растерянности, утративший ориентиры, ответил галлюцинацией.
Это был сон наяву. Все события происходили одновременно, время не было линией, оно слипалось в ком и Бык видел его снаружи. Он догадался, что это и есть алчеринг, но легче от мысли не стало. Сон был знаком ему, страшно знаком. Непереносимое горе охватило Быка, рыдание сдавило горло и на губах выступила соль.
…битва на Пепельных пустошах. Высокий холм, штандарт О-Таэргаля. Белый конь князя Древних и сам князь, в серебряной короне и синем плаще. В сверкающих доспехах высятся ряд за рядом великолепные копьеносцы, точно прочеканенные в холодном воздухе. Что за строй! Многовековая выучка, людям так не суметь… В искажённом, смятом времени Бык видел холм, сложенный из мёртвых тел, холм, в котором закончились все эти могучие воины, и много других, не столь умелых, не столь прекрасных, но таких же храбрых и самоотверженных…
И в монолит алчеринга, рассекая его на части, въезжал, цокая копытами, стройный гнедой жеребец, а в седле его сидел капитан Аладору, Веньета Аладору в своих карнавальных, нелепых, ни от чего не защищающих доспехах. Он высвобождал личную силу, и деревья клонились к земле, и старейшие из витязей О-Таэргаля едва держались на ногах, ухватившись за свои копья. И стихал заклятый ветер, а пепел тихо ложился на пустоши. И враг бежал. А Бык смотрел на капитана, охваченный восторгом, в приступе острой, обжигающей преданности.
Этого не могло быть, потому что не могло быть. И ещё потому, что капитан Аладору со своей личной силой просто не уместился бы в ту вселенную, где Бык появился на свет. Так, говорят, первые из Высокого Начальства не умещаются вообще ни в какие вселенные и вечно находятся в распределённой форме…
Бык наконец потерял сознание.
Когда он очнулся, голова его лежала на руке Веньеты, а старый Оллер склонялся над ним.
— Молодец, Жук, — сказал Оллер, — то есть Бык, сдюжил помалу. Мы прогнали злую скотину. Всё в порядке.
— Давай-давай, — сказал Хо Син, — вставай. Водой облить?
— Зачем? — простонал Бык.
Веньета помог ему сесть. Бык подышал, проморгался и встал на ноги, ухватившись за плечо капитана.
— Бык, — сказал тот, — ты понадобишься мне через несколько часов. Ты пойдёшь к Веретену со мной, как свидетель. А сейчас возвращайся на «Розу». Полежи немного, Илунна тебя починит. Я тороплюсь. Простынка ошибся, «Мелоди» уже здесь. Иока оборачивается быстро, а я должен быть первым.
Бык поколебался. Голова болела, но не так уж сильно. Ночной ветер прогонял боль. И дрожал Бык больше от холода, чем от потрясения.
— Хо Син, — решительно сказал он, — обливай. Капитан, я иду с вами.
— Нет, — отрезал Аладору. — Это приказ.
Бык уже начал искать слова, чтобы возразить, но старый Оллер обнял его за шею и вновь, как в прошлый раз, заговорил на ухо. Бык почувствовал запах его кожи, просоленной насквозь. Даже дыхание Оллера отдавало морем.
— Разговор с Веретёнцем будет трудным, — сказал Оллер. — Там соберётся по меньшей мере пять человек, которые попытаются взломать твою голову, и сделают это безо всякой жалости. Поэтому иди к Илунне и передай ей мои слова. Она поставит тебе защиты.
Бык вздохнул.
— Понял, — ответил он.
Оллер прошёл к концу пирса, крикнул «Хей!» и стукнул по пирсу ногой. Пирс громко, с подвыванием зевнул и высунул язык. Помедлив, Бык спустился на траволатор.
— Капитан Оллер, — сказал Аладору, — я могу рассчитывать на вас?
— Я не поведу тебя за руку, Вьета, ты большой мальчик. Но я буду на тебя смотреть, — Оллер показал пальцем на свой левый глаз, потом — на Аладору. — И если понадоблюсь — успею.
Язык пирса метнулся в ночную тьму, холодный ветер ударил Быка в лицо, Бык пошатнулся, упал и больше ничего не слышал.
Глава 3
Первый пират Тортуги сидел в сумерках и был мрачен, как сама тьма. Он мог бы включить любое освещение, но сейчас в его зале собраний горели только редкие свечи. Пламя их дрожало и никло в оцепеневшем воздухе. В человеческом облике Веретена не было ничего примечательного. Он выглядел как старый портовой рабочий, грубо и бедно одетый, с выбритой головой. Тусклый свет выделял во мраке то очертания его скул, то выступ пересечённого шрамом подбородка. Его люди сидели позади него, на ровном ряду стульев у стены. Они молчали, не переглядывались и почти не двигались.