Глава седьмая
Два подхода к вербовке
Грета Фрайтаг приехала в Рейхсканцелярию вместе с дядей, но в аэропорт не поехала. Девушка стояла немного в стороне и глядела на старшего брата с восхищением. Меня эта красивая, высокая, спортивного телосложения немка ненавидела до дрожи. Для неё я был жутким, кровавым монстром, убившим героев рейха. Гитлер, Гиммлер и её дядя разглядывали меня долго. Фюрер был поражен мощью моёй мускулатуры и физической силой. Поднять на высоту в семьсот метров от подножия каменные глыбы весом в триста, четыреста килограммов на его взгляд мог только Сизиф, но он-то был хорошо в этом деле натренирован. Вернер фон-Клозе осматривал меня с дотошностью врача в каком-нибудь офицерском борделе. Он не поленился, подняв моё веко, с силой всадить мне в шею длинную иголку и посмотреть будет ли реагировать мой зрачок, но я не шелохнулся. Иголка, к его удивлению, воткнулась в меня всего на сантиметр встала, как вкопанная, и не продвинулась дальше ни на миллиметр, словно натолкнулась на кость. Профессор надавил сильнее, но без толку.
Между тем моё тело было совершенно расслабленным и потому хотя и упругим, всё же относительно мягким. Для вящего эффекта Гиммлер надел на мою голову голубой берет, а главарь Третьего Рейха его снимать не стал. Он вообще брезговал ко мне прикасаться и излучал в мою сторону просто океанские волны ненависти и отвращениям. Мысли его не отличались особой оригинальностью и более всего он хотел испытать меня, как иногда в его присутствии на артиллерийском полигоне испытывали на прочность броню русских танков, стреляя по ним из немецких противотанковых пушек. Вскоре этот довольно-таки тщедушный человечек немного выше среднего роста вяло махнул рукой и меня покатили на каталке к пулеуловителю, где сняли вместе с моим ложем, поставили вертикально и придавили его десятком двухпудовых гирь. Трое телохранителей Гитлера во главе с Раттенхубером построились в двадцати метрах от меня, вскинули пистолет-пулемёты и открыли ураганный огонь короткими очередями.
Они прицельно стреляли по всем частям моего тела, целясь даже в горло и глаза. Одна пуля даже пробила мне гортань и я, подхватив её с помощью телекинеза, отправил горячий девятимиллиметровый снаряд к себе в рот. На всякий случай пригодится. В глаза, в нос, уши и в губы не угодило ни одной пули. Их прикрывали силовыми полями роботы-невидимки. Зато с десяток попали в лоб и щёки. Единственное, куда не целились фашисты, это в моё мужское достоинство, но не потому, что решили проявить благородство. Таким был приказ Гимлера, мечтавшего использовать меня вдобавок ко всему ещё и как быка-производителя для осеменения эсэсовских фрау. Вот ведь извращенец. Некоторые пули попадали в стальную станину, к которой я был прижат бандажами, но она и без того тряслась, так как мои мускулы были напряжены до предела. Пули, угодившие мне в коленные чашечки или край лба, срикошетировали, как от танковой брони. Те, которые угодили точно в лоб, просто отскочили, будучи сплющенными в лепёшку. Через три минуты стрельба закончилась.
Дитрих и его спутники были в шоке. Они не ожидали, что меня станут так цинично расстреливать в упор. Грета побледнела и была близка к обмороку. Работая в лаборатории своего дяди, размещённой в замке стоящем на вершине скалы, она и понятия не имела о том, что под скалой в камне вырублена пленными поляками и французами, а также чехами и немцами, арестованными гестапо и приговорёнными к смерти, тайная подземная лаборатория с небольшой тюрьмой, в которой находилось сорок пять мужчин и женщин самых разных национальностей. Это были подопытные кролики Вернера фон-Клозе, которых мне нужно было спасти, вылечить с помощью мармеладок, и переправить в предместья Лиона, в свободную от фашистов зону Франции. Что же, вскоре нашей спящей красавице Брунгильде предстояло проснуться и увидеть Третий Рейх и своего горячо любимого дядю такими, какие они есть и сделать свой выбор, а он мог быть совсем не тот, какой нужен нам, но это будет уже мой промах.
Сейчас же я стоял на одной стальной плите будучи прикованным к другой так и не склонив головы. Боли я почти не чувствовал, так слегка побаливало там, где пули сильно защемили нервные узлы. На этот раз пули вонзились в моё тело хотя и всего на несколько миллиметров и потому их донышки были видны. Наступила тишина, в которой отчётливо послышались торопливые шаги, это Гитлер, Гиммлер и профессор фон-Клозе направились ко мне. Охранники быстро перезарядили пистолеты-пулемёты, приблизились ко мне и встали передо мной метрах в пяти, нацелив на меня свои "МП-40". Они стояли не вплотную друг к другу и потому Гитлер и двое матёрых эсэсовцев, приблизившись, смогли увидеть, что моё тело всё утыкано пулями, но кровь не сочится. Главарь фашистов был поражен до полного изумления и отчасти ужаса. Он не верил своим глазам и молча смотрел на меня. Внезапно открыв глаза, я усмехнулся и сплюнул пулю ему под ноги, после чего набрал полную грудь воздуха, отчего стальные бандажи слегка заскрежетали в замках, закрыл глаза и принялся быстро выталкивать пули из своего тела.