Сана протянула мне жесткую палочку и продемонстрировала безупречный ряд зубов. Намек ясен: чисти зубы этим. Она точно не из мира сего.
Когда с гигиеническими процедурами было покончено, мы сели завтракать. Сана сварила мясо зайца, испекла румяный хлеб.
С удивлением обнаружил здесь столовую утварь, которой вчера еще не было: формы для запекания хлеба, котелок, и посуда для приема пищи.
Дети гурьбились возле взрослых. Вначале подходили с опаской и интересом, но уже чуть погодя с двух сторон меня облепили их курносенькие мордашки. Как бы я ни старался выставить ментальный блок и абстрагироваться от своих чувств, что-то внутри меня брало вверх. Что-то теплое, отцовское.
Поблагодарив за завтрак, я вышел на улицу. Бесформенная толпа местных ошивалась у «штаба». На небольшой возвышенности стоял Астай и что-то говорил на хакасском. Его внимательно слушали, не перебивали. Я постоял за их спинами чуть в отдалении, чтобы меня видел Астай, но когда он закончил говорить, все разошлись по своим делам.
— Кажется, ты забыл о моей просьбе?
— А, Лев. Здравствуй. Не видел в этом необходимости. Я передал им твои пожелания. Впредь люди на посту будут более ответственны. Обещаю.
Я покосился на Астая с недоверием. Легкая улыбка на его лице перешла в жёсткую гримасу. Это что еще за новость? Почему он не дал мне слова? Боится за свою репутацию?
— Говори правду, Астай, — надавил я на него с легкой ноткой раздражения в голосе. — Ты ведь сам ее любишь выбивать из окружающих.
Хакас тяжело вздохнул и рассказал причину по которой решил держать меня в тени: оказалось, что местные меня, мягко говоря, недолюбливают. Вовсе и не новость.
Причина в сломанном носе?
И в нем тоже. Основная причина в том, что ты общаешься с ведьмой Саной.
От негодования я сплюнул на землю и заявил Астаю, что принимать участие в грядущей битве я не буду, а посмотрю сегодня со стороны.
На Астая жалко было смотреть. Наверное, зря я так с ним. Он между нами, как буфер, принимает недовольство обеих сторон и сглаживает отношения. Но, как известно, слово не воробей.
Взяв с собой три заготовки для копья, я вернулся в приют.
— Хозяин, а мне можно будет выгрызать глотки адским выблядкам?
Стивен ходил за мною по пятам и слышал наш разговор с хакасом.
— Можешь участвовать, — пожал я плечами, — но если тебя убьют, домой не возвращайся.
На морде умного пса читалось двойственность восприятия полученной информации. Он не понимал, как это: ведь мертвые итак не возвращаются домой. Меня позабавила эта ситуация с ним, и чтобы не разрывать у собакена логические связи, отправил его к Астаю, одобрительно потрепав по холке. Этот жест доброй воли он воспринял с радостью и завилял хвостом.
За созданием копья с наконечником из когтя адской твари я провел не меньше двух часов. Запорол первую заготовку, вторую и только на третьей у меня получилось сделать нечто похожее на копьё.
Оценив свое детище на слабую троечку, провел ряд испытаний, в результате которых был разбит в щепки столб, стоящий неподалёку. Прочный коготь адской твари смог оставить глубокие отметины и на камне, но конструкция не внушала особого доверия, поэтому я прекратил проверку его прочности.
Вернулся в штаб и прихватил еще связку заготовок на копья. Но на обратном пути остановился, услышав душераздирающий человеческий крик, а затем и топот сотен копыт, несущихся к Сые.
Началось.
Мимо меня пронеслось воинство местных с копьями в руках. У кого-то были луки. Но их количество оказалось ничтожно мало.
Я забрался на крышу здания, от которого открывался более-менее приличный обзор и уселся поудобней.
«Наши» бежали нестройным рядом. Одиночные фигуры самых ретивых аборигенов врезались в гущу неприятеля и если и успевали заколоть одного-двух — это было все, на что они способны. Чаще я наблюдал, как мелкие уродцы наваливались толпой и не позволяли вояке сделать и взмаха копьем.
Слышались пронзительные крики боли, затем затухающие вопли отчаяния. Я спокойно сидел и наблюдал, как летели в стороны конечности и потроха павших от рук адских тварей людей.
Другие хакасы, более «умные», сбавляли скорость, прятались за впереди идущими или сбивались в кучки. К таким было сложнее подобраться, и они оказывались более живучими.
Третьи прятались в «норах», с опаской поглядывая вдаль, где шло сражение. Я отметил для себя несколько таких нор на будущее…
Удалось оценить и силы обеих сторон. С нашей — не меньше полутора тысяч человек. Это радовало. Мне казалось, людей здесь живет меньше, а здесь только мужчин было такое количество.
Со стороны неприятеля навскидку набралось сотни две-три. Однако при таком численном перевесе с нашей стороны, число погибших было почти равным с обеих сторон.
Эффективно работали лучники. Стреляли точно, но их было слишком мало.
Впервые я видел в деле Стивена. Пес носился словно на крыльях. Он мчался с такой скоростью, что адские отродья на его фоне казались черепахами. Там, где он проходил, оставалась проторенная дорожка из мертвых тел.
Стивен бил лапой и рогатая голова летела в сторону. Стивен шел на таран и тварь отбрасывало в обратном направлении на несколько метров, а пес уже наваливался сверху, и вонзался в него зубами. Летели лапы, головы, потроха. Но выглядело все это чертовски красиво.
Удивил Астай. Каждый одаренный имел иммунитет к болезням, более прочную кожу и кратно превосходил в силе обычных людей. Но сухонький хакас в боевых условиях оказался очень сильным и ловким. Если бы не внешний вид, то сравнить «пейрама» по силе можно было с гравером пятого-шестого ранга. Он умело орудовал дубиной с металлическим навершием.
Астай шел вслед за Стивом вместе с десятком аборигенов, вооруженных копьями. Под взмахом его дубины лопалась чья-то голова, а если Астай попадал в корпус, адское отродье летело в сторону, словно сломанная кукла. Раненых тварей тут же добивали копьями. Весьма эффективно, но мелко в масштабах всего сражения.
Твари начали рассредотачиваться дугой, и обходить стороной фланги, заходя в тыл обороняющихся. До деревни оставалось меньше километра, а их никто не останавливал. Все были поглощены битвой.
Тяжело вздохнув, я спрыгнул на землю, ухватился поудобней за копье и рванул на левый фланг, где прорыв был более значительным. И когда я приблизился к ним вплотную, а призрачная сталь вонзилась мне в спину, я запустил пелену времени.
Когда время вернуло свой ход, на земле валялись трупы десятков поверженных мною тварей. И, кажется, мой ход не остался незамеченным среди местных.
По словам моих близких, в момент запуска пелены времени, для них я становлюсь размазанной тенью. Со стороны это выглядит очень эффектно.
Внутренние резервы хронума всегда имеют свой лимит. В пассивном режиме я могу находиться в лимбе бесконечно долго, обдумывая, строя планы, ища пути решений. Но в режиме «берсерка» он весьма ограничен. Я насчитал всего пятьдесят две секунды, прежде чем лимб выбросил меня в реальность. Дальше мне требовалось время на восстановление навыка и длилось оно по-разному: от нескольких минут до одного часа. Все зависело от моего состояния: голоден ли я, хорошо ли я спал этой ночью и количестве моих внутренних резервов энергии дара.
Следующая волна тварей, что неслась на меня, остановилась на расстоянии десяти шагов. Их уродские рыла уставились на меня. Все же они не решались сделать шаг вперед. Я ухмыльнулся:
— Желаете исповедаться, адские отродья?
— Кто ты такой, человечишко, чтобы противиться воле императора верхнего мира?
— Да, да! — вторило ему другое свиное рыло. — Отдайте нам Улуг Хуртуях Тас и мы оставим вас в покое.
— Нихера не понял из ваших слов. А своему императору скажите, что Лев Ахматов пришел в этот мир по его душу.
«Пафос — наше все, Лев. Верно?»
— Отдай нам Улуг Хуртуях Тас! Отдай! Отдай!
Захрюкали они в десятки голосов. А мне стало интересно разузнать об этом чуть больше: