Кто-то из полисменов спросил у Полунина, что делать с остальными.
— Домой они поедут, — ответил я за него. — Если хоть одна сука притронется к моим людям, я сожгу его вон в той штуковине. Поняли⁈
Остаточной энергии дара хватило, чтобы мои глаза зажглись светом. Не знаю каким. Так и не посмотрел на себя в зеркале. Раньше они горели кроваво-красным, сейчас, наверное, светят безобидным белым. Однако этого было достаточно, чтобы штатные полисмены шарахнулись от меня в стороны, а привычные к громким звукам лошади, беспокойно «затанцевали» на брусчатке.
— Установку конфисковать, людей Ахматова не трогать.
— Лев Константинович Ахматов, верно? — Полунин внимательно рассматривал мой паспорт. Снова. Казалось, взглядом он пытался прожечь в нем дыру.
— В документе все указано, глаза вас не подводят.
Я старался держать себя в руках и не поддаваться на провокации грандмейстера.
— А ты не дерзи мне, гребаный… кхм, — спохватился Полунин и поспешил понизить тон, — не дерзи мне, Ахматов. Нет сейчас у тебя крыши. А ведь хороший мужик был, архимейстер. Преданный делу. Наверняка из-за тебя его убили. Дорожки ведут к Златану.
— И? Что вы сделали? Нашли Златана?
— Не нашли… пока.
— И не найдете! Подумать только! Какой-то зачуханный цыганский барон устроил в центре столицы показательную казнь высокопоставленного человека из Министерства, а потом нагнал две тысячи вооруженных до зубов вояк и попытался убить уже меня!
Тут я, конечно, преувеличил. Но меня было не остановить. Кому, как не старшему грандмейстеру, считавшему меня причиной всех бед, высказать, что я о них думаю?
— Что, впервые слышите?
— Не было там двух тысяч.
Я пропустил мимо ушей:
— Почти каждый день на императора совершают покушения, а вы сидите тут, протирает казенные штаны и допрашиваете простолюдинов, вместо того, чтобы действительно заниматься важным! Министерство пришло в упадок! Теперь вы жалкий рудимент! Отрыжка былой силы и могущества!
Полунин не выдержал обвинений, подорвался со стула и начал брызгать слюной мне в лицо:
— Это ты про себя что ли? Простолюдин нашелся! Романова кто убил? Фон Таубе? Голицына? И это только за последние две недели! И это только от тебя! — указательным пальцем ткнул мне в грудь, — А сколько еще таких ублюдков, как ты, топчет землю? Министерству приходится отвлекаться на вас, подонков, когда родине требуется каждый полисмен! Да, возможно я рудимент! Но вот этими руками (он эмоционально потрясал ими в воздухе) я лично засадил сотню таких сволочей!
На этом его речь оборвалась. Грузный мужчина преклонного возраста тяжело задышал. Скривился от боли, дрожащими руками начал капать в кружку с водой сердечные капли. Я уже и сам пожалел, что не сдержался.
— Поверьте, Вячеслав Викторович, мы с вами находимся на одной стороне.
— Да знаю я! — раздраженно отмахнулся он от моих слов. — Про все я знаю или догадываюсь. И где-то даже поощряю. Но убийство великорусского князя… Не-е-ет. Это дело я доведу до конца и самолично поведу тебя на плаху.
Я где-то даже зауважал грандмейстера.
— А знаете, что сейчас будет?.. — решил разбавить напряженную обстановку игрой слов, натянув на себя свою фирменную улыбку.
— Даже не начинай, Ахматов! Никто сюда не постучит и не попросит за тебя. Повторюсь, нет у тебя больше крыши.
В дверь постучали…
г. Екатеринбург
Штаб-квартира Организации «Арбитр»
Екатеринбург — колыбель российского волюнтаризма. Здесь начинали свои стремительные карьеры многие яркие политики и заканчивали здесь же: в Екатеринбургском централе — старейшем пенитенциарном учреждении на Среднем Урале, с богатой историей и именитыми сидельцами.
Казалось, город был пропитан лютой ненавистью к действующей власти. А ставленники-губернаторы вскоре меняли лояльную империи риторику и ратовали за полную автономию области. Как маленький Ватикан, окруженный Римом со всех сторон, также и Екатеринбург, по их мнению, должен был находиться внутри РИ на особых условиях и перестать подчиняться монаршим законам.
Кураторы обработанных ментально губернаторов находились не заграницей, как считали силовые ведомства, а здесь же. Центр принятия решений располагался почти в самом центре Екатеринбурга, в небоскребе с символичным названием «Демократия».
Арбитры как бы насмехались над властью, наблюдая с высоты птичьего полета:
«Что может сделать слизняк ястребу? Ползите в свои канализации! Ищите! Ищите нас там! Пока мы будем на недосягаемой высоте срать на ваши дурные головы!»