Плевако не понравились слова палача, но Лев поспешил оправдаться:
— Нет, я не умаляю значения нашей встречи и вашего ремесла в целом. И сделаю так, как вы просите, но отвечу вам на ваш вопрос. Да, мне плевать на исход суда. В любой момент я могу покинуть это место. Но будет лучше, если я сделаю это победителем и через парадный выход.
Дверь резко распахнулась, в комнату вкатили тележку с едой и так же быстро закрыли ее. Плевако с удивлением отметил про себя наличие балаклавы, скрывающей лицо охранника.
«Они боятся его! О, Боги, куда катится этот мир⁉»
Лев набросился на еду, аки животное — истинный лев. Он проглатывал огромные куски мяса, утрамбовывая их всевозможными гарнирами и салатами и запивал соками. Ему требуются калории, чтобы восполнить внутренний резерв, заключил для себя Плевако, и терпеливо ждал, пока Ахматов закончит трапезу.
Наевшись вдоволь, палач откатил тележку к выходу и с силой ударил по двери, пробив ее насквозь. В дыре показалось изумленное лицо одного из надзирателей. Лев рявкнул тому, чтобы забирали тележку обратно, промокнул уголки рта салфеткой, как истинный аристократ, и уселся обратно.
— Однако, — встретил его Плевако смеющимся взглядом. — Мне все больше начинает нравиться работать на вас.
— С ними по-другому нельзя.
— Расскажите о своем даре. Каков ранг? Его особенности? Насколько мне известно, вы хронум.
— Да, я хронум. Ранг девятнадцатый. Особенности? — Ахматов ненадолго задумался, стоит ли говорить адвокату всю правду, но в итоге решил утаить лишь о скачках во времени, будучи не совсем уверенным, что флэшбэки как-то связаны с его даром. — Я могу замедлять время. Ненадолго. Минуты на две-три. Когда я хожу в лимбе, другим кажется, что меня попросту нет рядом. А я рядом. Заглядываю в глаза очередному ублюдку, читаю его жизнь, как раскрытую книгу, и решаю, стоит ли проводить исповедь.
— А исповедь — это что такое?
— Попросите кого-нибудь из моего окружения показать вам, что такое исповедь. Наверняка найдется подходящая видеозапись.
Плевако серьезно кивнул Ахматову:
— Обязательно ознакомлюсь с вашим альтер эго.
— Это все? Насколько мне известно, девятнадцатый ранг не является пределом развития одаренного. Но тот же гравер с таким же рангом не сможет устроить кровавую мясорубку, которую устроили вы.
— Посмотрите видеоматериалы, Аркадий Францевич, уверен, после просмотра вопросы отпадут сами собой. Воплощение хронума — это нечто большее, нежели гравер.
Выдержав непродолжительную паузу, Ахматов спросил:
— Меня волнует судьба моих людей, заключенных под стражу. Что с ними будет?
— Они также предстанут перед судом, как участники массовых бесчинств.
— И ничего нельзя придумать?
— Ну почему же нельзя? Можно. Нужно, чтобы Златан дал показания против себя, сознался во вмешательстве в их разумы. Якобы это он заставил ваших людей взяться за оружие. Насколько мне известно, он является сильным менталистом. А ментальная обработка карается законом посерьезней любого другого проступка. Но это, увы, на уровне фантастики. Златан никогда не признает за собой таких деяний.
— Хм, значит он находится здесь же? — на лице палача появился зловещий оскал.
— Лев, нет! — осек его Плевако, — Не смейте даже думать о встрече с ним. Барон понесет свое наказание. И поверьте мне на слово, смертная казнь ему обеспечена.
— Нет, нет, что вы? — иронично запротестовал Ахматов, — Вы передадите ему послание от меня. Можем так сделать?
— Я постараюсь. Что хотите ему сказать?
— У вас есть камера? Мы запишем цыгану обращение.
Плевако не мог и вообразить, что подразумевалось под словами хронума. Как только пошла видеозапись, Лев начал трансформироваться в нечто ужасное, неподдающееся описанию. Просто дьявол воплоти. Комната вмиг наполнилась черным густым туманом, скрывшим свет тусклых потолочных ламп. Ахматову не помешал даже ошейник, ограничивающий дар. Он просто треснул по швам и разлетелся в стороны, а наружу вышла сущность, от вида которой хотелось бежать, прятаться и громко кричать одновременно.
Адвокат старался держать свои эмоции в узде. Хоть это и удавалось с большим трудом. Что будет, если он прямо сейчас вызовет охрану? Успеют они выцепить его из лап адской твари? Нет! Оставалось надеяться на благоразумие его подопечного.
«У нас другие отношения. Я не Златан, и не делал ничего дурного», — уговаривал он себя, фокусируясь на лице хронума.
Кроваво-красные глаза уставились в маленькую камеру телефона, и хронум зашелестел нечеловеческим голосом: