— Ну, давай, — пожал я плечами и в ожидании, когда Астай раскурит трубку, уставился на стену, где древние запечатлели образ хронума.
Сейчас картинка была иной: проявились орды адских тварей, нематоды и их погонщики.
— О, Астай, смотри, а это, кажется, ты.
— Хм, действительно.
— А вот Стивен. Хе-хе, похож.
Пса изобразили воином с головой собаки. Бугристые мышцы, в руке он сжимает булаву и бьет ею по слоновьей морде Шиву. Неплохо, неплохо.
Мой образ тоже весьма аутентичен. На камне я истинный ангел во плоти. Здесь запечатлен эпизод, когда я провожу исповедь над Асмодеем, застыв в воздухе на уровне его лица. Сам князь тоже прорисован очень детально.
Задрав голову повыше и осветив фонариком свод невысокого потолка, увидел Сану. Художник с любовью писал ее лицо, в глаза вставил голубые топазы. От этого взгляд стал живым, осмысленным. Она простерла руки, из которых шел свет, над всеми нами, как бы останавливая битву.
В самом нижнем углу была прорисована буква «П». Неужели Пашка? Да ну, быть такого не может. Я ведь сам видел, как его свалили с ног. Или все же он? А откуда художник мог знать кириллицу, созданную много столетий позже? Это наводило меня на разные мысли и давало надежды.
Не став дожидаться, когда Астай набьет трубку табаком, я решительно шагнул к потайной двери, вложил ладонь в выемку. Двери с грохотом медленно пошли под землю, а я был уже готов перевоплотиться в хронума или шагнуть в лимб, но этого не потребовалось. Зал был пуст.
— Астай, не ходи за мной. Вспомни, как нас заперли в прошлый раз.
— В этот раз точно не пойду, не переживай за меня, — развеял он мои опасения.
Я осторожно ступал по каменному крошеву, высматривая возможную опасность. Но в самом деле, битва закончилась. И закончилась она вничью. Победила дружба. От Царя остался лишь каменный остов, а верхняя часть туловища рассыпалась в прах, вместе с каменной короной.
Вдалеке виднелся трон царя, на котором он восседал раньше, но я не видел портала! Ускорив шаг, я мгновенно очутился у трона. Судорожно ощупал здесь все, заглянул под трон, походил вокруг него, но никакой кнопки, рычага или выемки не обнаружил.
Мой разочарованный возглас разнесся по развалинам зала. Я не хотел принимать того факта, что портала больше нет! Это рушило и без того еле теплившиеся надежды вернуться к своей любимой.
Астай застал меня сидящем на троне. В руках я держал скипетр Царя. Мне не хватало только его короны. Скипетр очень удобно лег в руку, будто бы был сделан под меня. Хотя я отчетливо видел, как титан бился со стражей именно этим оружием, и оно было ему под стать. Я искал кнопочку и на нем, уговаривал бездушную железку открыть портал, но все было без толку.
— Пойдем уже домой. Я пошутил.
— Там мой дом, Астай, понимаешь⁈ С Саной!
И тут до меня доходят его слова.
— Что значит пошутил?
— Ты не умираешь. Я просто хотел… просто хотел взбодрить тебя. Чтобы ты почувствовал вкус жизни или… что-то типо того. Ну, пошутил я, понимаешь? Шутка такая.
Ивану Никифоровичу Карелину или же Астаю, было больно. Шутка аукнулась ему большущим синяком под глазом.
Жалел ли он? Скорее всего нет. Зато Ахматов бодр и явно начал шевелить мозгами, а не думать о суициде. Самобичевание ни к чему хорошему не приводит, и вид унылого говна вместо демоничного Ахматова порядком поднадоел.
Конечно же, Астай тогда сказал правду и Льву действительно оставалось жить месяц или чуть больше. Хотя, глядя на характер обычного русского парня (на минуточку, не чистокровного хакаса!), можно было предположить, что Лев протянет еще год, а то и больше. Хотя, с некоторых пор чистокровные хакасы ему стали претить. Он помнил предательство его предков и уже кое-что для себя решил на будущее.
Так же, как и Ахматов, Астай надеялся, что Льву удастся открыть портал и вернуться к Улуг Хуртуях Тас. Но этого не произошло. И что он должен был делать? Смотреть, как Лев с каждым днем затухает? Вот он и «пошутил», и шутка стоила подбитого глаза.
— Жулье! Везде сплошное наебалово! Ты же «пейрам», мать твою, Астай! Как ты мог меня обмануть⁈
Хакасу было больно, но он улыбался. Я прихватил с собой скипетр царя, мы вышли из зала и дверь медленно закрылась за нашими спинами.
Всю дорогу я ворчал на дурацкого хакаса, а когда показалась Сыя и вдали стали видны силуэты моих людей, я врезал ему и в другой глаз. Для симметрии.
— А-аа! — застонал слепошарый хакас, — А это зачем было делать?
— Чтобы больше не выставлял меня дураком перед моими людьми!
Остаток пути пришлось нести его на спине, потому как огромные синие мешки под глазами не позволяли ему видеть.