Но не все ее послушались. Многие продолжали пялиться в окно, где происходило что-то из ряда вон выходящее. Тогда она начала их бесцеремонно подталкивать. А когда попыталась толкнуть Алексея, тот аккуратно перехватил ее руку и взглянул так недобро, что работница учреждения ойкнула.
— Не смей этого делать, — пригрозил ей Алексей и вновь устремил взгляд туда, где происходило исцелившее его… блядство.
В нем не было и намека на любовь (так ему думалось). Лишь животный секс, от которого все вокруг начинало полыхать страстью. Алексей боялся отвернуться, пока процесс восстановления не будет завершен полностью, а потому смотрел, не отрываясь.
Стекло с треском вывалилось во двор, и парень смог разглядеть лицо мужчины. Оно было знакомо ему, но Алексей не мог вспомнить имени своего спасителя. Потом. Все потом. Он обязательно найдет его и щедро отблагодарит. Сейчас нужно поскорее выбраться отсюда.
Когда я закончил, внутри меня что-то щелкнуло. Чувство было сродни открытию нового узла, но пересчитав яркие точки на своей груди, убедился, что причина кроется в ином. Алина же едва переставляла ноги. Ушла в уборную, и я остался в кабинете один.
Прислушался к себе и вдруг почувствовал смесь несвойственных мне эмоций: смятение, тревогу, и что-то еще — сложное, чуждое мне.
— Какого черта⁈.. — воскликнул я, когда понял, что со мной произошло.
Это были эмоции Алины. Иного объяснения вновь открывшимся способностям у меня не было. Разве что она эмпат, и это остаточное явление от ее дара, каким-то образом мне передавшееся. Возможно, через секс.
Я начала копаться в ее чувствах, разбирать каждую эмоцию на составляющие и объяснять причину такого поведения. А затем мне стало стыдно, что я подсматриваю, подслушиваю, читаю ее эмоции и я одернул себя. Пришлось переключиться на эманации, исходящие из коридора. Точно! Мы же не одни!
Что это был надзиратель, который привел меня сюда, я был уверен по смеси чувств человека за дверью: легкий стыд, интерес, возбуждение (чертов извращенец!) и чувство тревоги. Последнее можно было интерпретировать по-разному. Скорее всего, сеанс психотерапии должен был завершиться, и он ожидал моего появления. Но я не торопился. Мне нужно было дождаться Алину, чтобы… Что? Поговорить о произошедшем? Рассказать ей, кем она является для меня? Что-то пообещать? Наверное, просто увидеть.
Я подождал минут пять, потом еще столько же, и еще. Алина все никак не решалась появиться. Я вновь сконцентрировал на ней Восприятие. За это время произошли изменения в ее эмоциональном фоне. Теперь чувство стыда превалировало над другими. Такое сильное чувство, что меня вдруг передернуло. Бесшумно дойдя до двери уборной, я коснулся ее ладонью, отчего дверь предательски скрипнула.
— Сана…
Зажмурился, осознав, какой я идиот.
— Алина! — поспешил назвать правильное имя, — Алина, выйди пожалуйста ко мне.
— Уходи, — неуверенно произнесла девушка, и я почувствовал, как к стыду добавилось сильное желание остаться одной.
Неловкая пауза затянулась. Алина добавила твердости своему голосу и повторила:
— Пожалуйста, уйди… те… Уйдите, Лев Константинович! Характеристику я вам напишу позже, не переживайте. А теперь оставьте меня одну!
Преодолевая сильное желание выбить дверь, и дурь из головы Алины, я лишь скрипнул зубами, но отошел от двери. Напоследок сказал:
— Я счастлив, что ты вернулась, любимая.
Меня повели обратным путем. Длинные коридоры, лифт, серое и мрачное метро, и снова «Кресты». За весь путь надзиратель не проронил ни слова, хотя молчание его было более чем красноречиво. Он намеревался мне что-то сообщить. Что-то неимоверно важное (по его мнению), что распирало его изнутри, но боялся начать разговор. Я тоже молчал. Был занят вновь приобретенной способностью эмпата. А еще был уверен, что этот эффект временный, и спустя время я снова стану обычным хронумом двадцатого ранга.
В камере никого не застал. Посмотрел на часы — начало четвертого. Выругался про себя. Не то чтобы очень хотелось попасть на концерт какой-нибудь малоизвестной личности, но это скрасило бы мой скромный досуг. Стоило мне жаловаться после встречи с Саной? Зажрался ты, наглый хронум, зажрался. Дальше по расписанию банька и у меня еще оставалось время на сон. Долго не мог уснуть, все думал об Алине, считал овечек. Не помню, как вырубился.