Красивая кстати картина. Завораживает.
Потом боевого железа на бортах становилось все меньше, и команда приспосабливалась к ограничениям: чем дальше, тем больше.
Пылающий горизонт все дальше, погони я уже не опасаюсь. Блау надежна и безотказна, к работе относится со всем тщанием и кропотливостью. Энергии на скверну потратила уйму - не догонит, резервов нет, воевать нечем. Но и мне драться со столь опасным врагом не с руки.
Зверек в кубрике уставился на меня огроменными испуганными глазищами. Жмется в кресло, привычно теребит в ручонках тряпичную куклу.
Открываю аккумуляторную полку, вскрываю кожух, все на глазах у зверька. Хочу, чтобы она досконально запомнила эту процедуру. Верю, когда-нибудь это может пригодиться. Вставляю стержень в крепежку. Закрываю кожух.
Йен одобрительно бурчит что-то на задворках сознания.
На карте появляется очередная вязь пунктира, он упирается в писаный кровью крестик. Не сразу осознаю это. Неужели?
Зверек же пялится на банку с хризантемами. Нештатная ситуация и мне не хочется выгонять ее назад в кают-компанию. Пусть смотрит.
Крестик в талмуде бортового журнала, завет мертвого капитана и точка отчета моей мечты, наконец превратился в реальность и стал точкой бифуркации. Что-то будет.
Мумия Йена одобрительно кивает, благословляя меня на последний крестовый поход.
Трап падает в землю, подхватываю Еву на руки, движемся к цели. Тут недалеко.
Где-то с западной стороны острова, судя по сканеру и сигнатурам, бросила якорь ласточка Блау. Похоже, мой враг потратил далеко не все и смог нас выследить. Скоро пересечемся, скоро все решится.
Схрон. Один из последних.
Голландец Джо и Леди-Осень. Два последних врага на последней земле.
Это не было погоней. Просто судьба, кисмет, фатум, предначертание, так легла карта, сложились звезды.
Сканер молчит, что-то давит надежную электронику.
Поэтому неожиданно, внезапно, из-за изгиба скалы, появляется она.
Блау, Леди-Осень.
Оцениваем друг друга, выпускаю крохотную ладошку из своей руки, кивком отправляю Еву подальше отсюда.
Сигнал опасности она вполне понимает, но бежать не спешит.
Мы же поднимаем щиты, накачиваем их энергией. Выжидаем. Оцениваем.
В боях между подобными нам, первый нанесший удар обычно проигрывает. В восьми случаях из десяти, ибо квазиразум успевает найти уязвимость и нанести упреждающий удар.
Оглядываюсь.
Скала из известняка, чуть выветрившаяся, напоминает не чайку на взлете , а скорее отожравшегося альбатроса: слишком уж любил наш капитан красочные преувеличения. Но я узнал, да. Здесь. Оно. Дубов правда нет, ни аллеи, ни рощи - лишь пара обугленных исполинских корневищ. Не пережили.
Дверь в рай перевита ржавыми полосами. Массивная крышка люка, что простоит еще много веков. Попробуй, открой.
Мы делаем по шагу. Осторожно пробуя носками сапог мягкую землю. И привратник тут же просыпается от долгой спячки.
Система свой-чужой ломится в мое нутро играючи вскрывая все заслонки.
Пик развития Древних - никакого подобия электроники на виду, все зашито в камни, песок, ветер: но "Мене, мене, текел, упарсин" - и я и Блау уже взвешены, оценены, найдены легкими.
Слишком легкими, несмотря на наши тяжелые экзоскелеты и атомные сердца.
Привратник затихает, посылая на последок последний импульс: для таких как вы - дальше только смерть.
И это явно хуже той "не жизни", что уже многие сотни лет влачим мы с Леди-Осень.
Увы, не пройти по коридору смерти и не открыть дверь жизни.
Легкий ветерок делится информацией: Леди-Осень пахнет жасмином и гибелью.
Про погибель я знал всегда, а жасмин - неожиданно и ...романтично. Позволяю себе на секунду окунутся в терпкий аромат.
Мой враг, как и я - по прежнему выжидает. Пепельные волосы собраны в строгое каре, и маска чуть прикрывает лицо, но не глаза. Глаза надо признать, красивые. Строгие, суровые: лед и пламя валькирии.
Наконец тишина разрывается.
- Голландец, она может. Она пройдет. Туда дорога лишь чистым.
- Именно поэтому ты тщательно выжигала всех "грязных"?
- Мир должен быть очищен, переплавлен и отлит заново. Чаша Гнева переполнена и излита, Голландец. И ты знаешь об этом.
Знаю. Но у нас разные понимания точек отсчета времени. И для меня время Гнева подошло к концу.
А еще мне не хочется делиться мечтой.
Я тысячу лет холил и лелеял ее в своем кремниевом мозгу.
Я взрастил мечту словно хрупкий цветок, как те долбанные орхидеи в треснувшей банке.