Магрэнь, как раз собирающая по трюмо и окрестным поверхностям свои шпильки, бросила на него искоса острый и раздражённый взгляд и заявила:
– Не беспокойтесь, заберу я свой шкаф из вашей гостиной.
Она так язвительно выделила это «вашей», что обида её обнажилась со всей очевидностью. Он решил, что это хороший момент для примирения и, откашлявшись, продекларировал:
– Полагаю, вы в самом деле имеете все права распоряжаться расстановкой мебели в нашей гостиной.
Это были, определённо, те слова, которые ему стоило сказать ещё в самом начале, когда он только увидел этот шкаф; и это была та самая декларация, которую она хотела от него получить. Вот только произнёс он её слишком поздно – когда она уже поняла, что дело не только в шкафе.
Всплеснув руками, она выронила уже собранные шпильки.
С жалобным переливчатым звоном они рассыпались по всей комнате, усугубив царящий в ней беспорядок.
Она впервые за разговор взглянула на него прямо, и он с удивлением заметил отчётливые следы слёз на её лице – она не ожидала его визита, поскольку это было совершенно не в его привычках, и не успела привести себя в порядок.
Его сердцем овладело чувство, которого он не испытывал так давно, что и забыл, как оно называется – мерзкое, сосущее, подёргивающее щемящей тревогой.
– Подите вы прочь в вашу гостиную, – меж тем, вытерев мокрые щёки досадливым жестом, зло сказала она, – и делайте там, что захотите.
Она резко развернулась, сильным движением распахнула створки палисандрового шкафа и принялась выхватывать из него вешалки с накидками и плащами, и скидывать их на сафьяновую софу.
Он застыл посреди её комнаты, не зная, как вести себя в подобной ситуации.
– Идите, идите! – взмахнула она в его сторону очередной накидкой из светлой бежевой замши, словно прогоняя. – Делайте что знаете! – в сердцах кинула она накидку на пол. – Только без меня, без меня!
С силой выдернув ящик с перламутровой ручкой из трюмо – наружу посыпались гребень и ленты – она кинула его на софу поверх накидок. Жалобно наклонившись, ящик с трудом устоял, выронив разве что ещё пару заколок с жемчугом, которые печально звякнули о наборной паркет.
Михар неожиданно почувствовал облегчение от того, что ящик полетел не в него.
– Что вы вообще здесь забыли! – распалялась она. Взгляд её снова метнулся к шкафу: – А, ну конечно! – она с головой залезла внутрь – он осознал, что шкаф куда глубже, чем кажется снаружи – и, вытащив оттуда очередную вешалку с чем-то чёрным, стремительным шагом подошла и сунула ему прямо под дых.
Он машинально взял, узнавая подаренное им ей платье. До него дошло, что она хочет разорвать помолвку – пусть эти слова так и не прозвучали – и это её решение ударило его по голове обухом.
Ему в голову даже не забредала мысль, что она может решить нечто подобное. Они оба были людьми зрелыми и сдержанными, и, тем паче, они подписали брачный контракт, в котором очень тщательно обозначали все условия их союза. Это была, в конце концов, весьма удачная сделка – и в первую очередь удачная для неё – и ему было чрезвычайно неприятно, досадно и унизительно понимать, что брак с ним оказался для неё столь нежеланен, что она теперь готова пойти на любые риски и потери.
Он же – он успел привыкнуть к ней за эти несколько месяцев, он успел привыкнуть к тому, что может на неё положиться, он успел привыкнуть к тому, что она выступает идеальным партнёром, союзником и даже – почти – другом.
Мысль о том, чтобы потерять её, казалась ему ошеломительной.
Метнув на него совершенно убийственный взгляд, Магрэнь снова ринулась к трюмо, по дороге уронив хрустальный бокал со столика. Беспомощный хрупкий звяк почти не был слышен за дробным стуком её каблуков.
– Не хотите ждать? Что ж, я вам сейчас всё верну! – распалялась она, выуживая из разных ящиков и лакированных шкатулок его многочисленные подарки.
Набрав горсть, она, не глядя, швырнула их в его направлении. Пёстрый переливчатый вихрь серёжек, заколок, колец и браслетов разлетелся по комнате, не достигнув самого дарителя.
Тут уж и самим Михаром начал овладевать гнев.
Как она смеет обращаться так с его подарками?!
С его подарками!
Ни один из них не был случаен, и не было ни одного, лишённого символического смысла. Михар никогда не дарил ей ничего покупного – только сделанное на заказ под неё, и всегда с тщательной инструкцией для мастера, что именно нужно сделать. Это были не просто вещи, на которые он потратил деньги, – это были вещи, на которые он потратил своё драгоценное время! То время, которое он тратил на то, чтобы придумать для неё что-то особенное, что-то, подходящее ей одной, что-то, чего не было вообще ни у кого!