Уже через месяц мастер раздобрел, щеки его стали розовыми, а панталоны и камзол – тесными. Пришлось покупать новое платье. Счастье еще, что кафтан у Иоганна Якоба был большой – всегда висел на нем. Теперь же он сидел как влитой. Марта тоже поправилась и повеселела, правда, прежний румянец на ее щеки так и не вернулся. Девушка оказалась разговорчивой, иногда даже чересчур. Марта болтала обо всем и всех, но только не об отце ребенка. Правда, Иоганн Якоб и так всё знал.
Однажды во дворике фрау Зиглер за один день исчезли все сорняки. Цветов, правда, не добавилось. Марта была девушка практичная и на небольшом участке засеяла петрушку, укроп, лук и чеснок. А в середине двора возникла куча песчаной земли, которую привез на телеге какой-то работник. Вокруг нее он прорыл глубокие траншеи и уехал. А Марта долго возилась, сажая что-то глубоко в песчаную кучу.
– Тут будет спаржа.
– Я люблю спаржу, – обрадовался Иоганн Якоб. – Но, наверное, она будет только в апреле-мае?
– Да, через три года, – засмеялась девушка.
Закончился рабочий день, и мастер пошел домой. Как всегда, на столе его ждал горячий ужин. Иоганн Якоб подозревал, что Марта выбегала на угол Фордере Шлосштрассе выглядывать его, а увидев вдали, мчалась домой, чтобы накрыть на стол к его приходу. Вот и сейчас девушка встречала его в новом платье, красочной жилетке и босиком. Густые волосы, заплетенные в две тяжелые косы, украшала цветная лента. Иоганн Якоб как будто впервые увидел Марту: «Завтра вылеплю ее как крестьянку-сеятельницу», – подумал он и сел к столу.
В этот вечер для маленького Андреаса мастер вырезал из дерева коня с пышной гривой и страшной зубастой пастью. Мальчик тут же сунул игрушку в рот, а потом вынул и начал бить ею об пол.
– Лошадь понравилась! – улыбнулась Марта.
Голова коня треснула и отвалилась – ребенок зарыдал. Мать схватила его и отнесла в кухню, на топчан с набитым соломой тюфяком. Вскоре малыш заснул, и девушка вернулась.
– Мастер Лойс, – она всегда называла его так, – вы можете по вечерам резать деревянные ложки и тарелки, а я их буду продавать по крейцеру.
Мастер промолчал, и Марта перешла к делу.
– Сегодня, мастер Лойс, рынок был плохой. Если бы продукты не кончились, вообще до субботы бы ждала. Ну, хлеба, как обычно, купила на десять крейцеров, масла на девять и сыра на восемь. Этого на три дня должно хватить. Гороха на четыре крейцера – дорого, я знаю, вы мне попеняете, но сегодня Гизела не приехала, а у Вильгельмины всегда дороже. К тому же она меня не любит, а стало быть, и хорошей цены от нее не дождешься. Вина пол-литра – на одиннадцать крейцеров, разливное; французское в бутылке было в пять раз дороже. А что: вино и вино, какая разница, правда? Мясо сегодня понравилось? Это я кролика купила за десять крейцеров. Скажете – дорого? Но он был как два кролика, такой большой и жирный. Мяса еще на два дня осталось. И что хорошо, я его живым купила – а то могут кошку подсунуть. Я ведь так говорю, мастер Лойс?
Иоганн Якоб научился слушать Марту, не перебивая. Ее жанром был монолог; в диалоге девушка тушевалась, сбивалась и в конце концов замолкала.
– Дальше: свечи на неделю – двадцать шесть крейцеров, масло лампадное – семнадцать. Хватит на три дня. Хотя я не понимаю, мастер Лойс, зачем и свечи, и лампады – у вас же не дворец. И денег больше бы осталось, а то с этим светом одно разорение. Ну, а сейчас о том, что вы мне дали – спасибо вам – на платье. Оно стоило пятьдесят пять крейцеров, но я госпожу Крафт полчаса убалтывала – попытка ведь не грех? Припомнила, что мама ей всегда зелени вдвое больше давала за те же деньги, а еще то луковицу, то репу подложит. Она и уступила: за сорок девять крейцеров продала платье! Хорошее, да? Жилет за пятнадцать крейцеров. Тут не уступила ничего, но я ленту бесплатно выпросила. Вот и все. Сыр, мыло и дрова не покупала – с прошлого раза остались. А лекарства – вы сказали, что сами к аптекарю пойдете. Вы, мастер Лойс, мне давали два полталера с благословенной императрицей нашей Марией Терезой и тридцать крейцеров с мужем ее, императором Францем I, ведь так?
Мастер Лойс кивнул: так, мол. И с Марией Терезой, и с Францем I давал.