В тот же день Марта пришла к Иоганну Якобу и, потупив глаза, попросила прибавить четверть талера к недельному бюджету на провизию.
– У нас сейчас четыре рта, а Андреас молодой, ест много. И ему мясо надо – без этого не поправится.
Мастер добавил полталера. Он понимал, что жалованья сейчас будет недоставать и придется тратить то, что он накопил за прошедшие годы.
К вечеру у Иоганна Якоба получилось записать расходы за последние несколько дней. Сумма вышла внушительная:
«1 августа 1769 года:
Рубаха Андреасу – 23 крейцера
Чулки Андреасу – 18 крейцеров
Панталоны Андреасу – 28 крейцеров
Камзол Андреасу – 56 крейцеров
Башмаки Андреасу – 62 крейцера
Тюфяк с перьями Андреасу – 28 крейцеров
Доктору Флаху – полталера
Раствор для Андреаса – 20 крейцеров
Продукты на неделю – 1 талер и три четверти
ИТОГО: 3 талера и 127 крейцеров»
Иоганн Якоб не испытывал недостатка в еде. На его столе частыми гостями были и густой мясной суп со шпецле из яичного теста, которое повариха трет над кипящей похлебкой, – падая в нее, сырые комочки превращаются в клецки, похожие на взъерошенных воробьев, – и толстые макароны с квашеной капустой, кочаны которой похожи на колпак шута, и чечевица с сосисками, и телячий желудок, жаренный с луком, и домашнее вино, и пиво. Но только с той поры, как пришел Андреас, мастер узнал, что такое еда, которую женщина готовит для возлюбленного. С утра до вечера Марта стояла на кухне: казалось, что всю свою жизнь молодая женщина проживает ради мгновений, когда Андреас садится к ужину и за минуту поглощает то, что она любовно изобретала весь день. Шпецле уже не просто добавлялись в суп, а готовились в соусе из вина, в котором до этого тушились заяц или куропатки. И маультеше – гигантские прямоугольные кармашки из теста – у Марты были наполнены не свининой и телятиной, как у других хозяек, а олениной или форелью, и кроме петрушки, она добавляла в них дорогой мускат. Марта делала и новомодный холодный салат из земляных яблок, очищенных от кожуры, нарезанных ломтями и пропитанных мясным бульоном – с уксусом, маслом, горчицей и перцем, и подавала его к первоклассной шварцвальдской ветчине. Каждый день на столе был любимый Андреасом пирог – с начинкой из тушеного лука, яиц, сметаны и кусочков сала. Блюда сопровождались винами, причем вместо домашних разливных на столе появились дорогие французские в бутылках.
Обязательно был десерт, отчего каждый день превращался в воскресенье или в церковный праздник: иногда традиционный пирог из черствого хлеба, замоченного в молоке и запеченного с яблоками, сахаром и изюмом, а иногда торт с вишнями, пропитанный шнапсом, – в него Марта добавляла толченый шоколад. Иоганн Якоб, который никогда не ел за герцогским столом, шутил, что они едят не хуже Карла Евгения, на что Марта хитро улыбалась: рецептами с ней делилась кухарка из дворца – подруга детских лет. Марта уже не экономила деньги мастера, а вовсю тратила их. Впрочем, Иоганн Якоб и не сопротивлялся.
Андреас оживал. Волосы, подстриженные Мартой, обрамляли узкое привлекательное лицо. Худоба превратилась в стройность молодого мужского тела, руки и ноги окрепли, грудь выпрямилась. Эта метаморфоза произошла как-то сразу, в одну ночь: Андреас лег спать измученным бродягой, а утром встал бодрым молодым мужчиной. Он начал надевать чулки и башмаки, и по походке было видно, что рана почти не беспокоит его. Парень часами пропадал в лесу и на лугах, откуда возвращался в траве и земле с головы до ног. Город он не любил, на рынке не появлялся, а дворец обходил стороной. Казалось, все с ним было хорошо, вот только озорные огоньки больше не появлялись в его глазах.
Андреас понял скрытое значение кулинарных подвигов Марты: каждым пирогом, супом, салатом, тортом, каждой бутылкой вина и штофом пива молодая женщина молила обратить на нее внимание. И отъевшийся и отдохнувший молодой мужчина ответил на ее призыв. Как-то ночью Иоганн Якоб проснулся от животного рева; так могла кричать только женщина, на много лет потерявшая ласку мужчины и обретшая ее вновь. С тех пор Марта кричала каждую ночь – и каждую ночь Иоганн Якоб слушал ее крики.
Андреас стал по-другому относиться к мастеру. Парень уже не боялся встретиться с ним взглядом и смотрел на Иоганна Якоба с нагловатой усмешкой. Однажды вечером Андреас пришел домой пьяный; мастер догадывался, что Марта тайком давала ему деньги на выпивку. Парень, пошатываясь, подошел к Иоганну Якобу, который сидел во дворе и лепил из глины рыцаря для Андреаса Иоганна, и сказал: