– Да, отец.
На лавке у стола были разложены кривые ножи с лезвиями разной длины и ширины, кожаный ремень с медной пластиной и торчащим из нее винтом, куски тряпок и две пилы с натертыми до блеска деревянными ручками. Шиллер, Флах и Иоганн Якоб перетащили тяжелое тело Андреаса на кухонный стол, за секунду очищенный Мартой от мисок и хлеба и покрытый толстой льняной скатертью.
Доктор Флах подошел к Иоганну Якобу, приобнял его и отвел от стола:
– Будем уповать на Бога, мой друг. Все еще может обойтись: ведь сейчас осень.
– Это имеет значение?
– Огромное! Операции лучше делать весной или осенью – это каждый цирюльник знает. Весной кровь возрождается, она активна и горяча, а осенью успокаивается. И то и другое способствует операции. Зимой же холод заставляет тело закрыться, препятствует перспирации, и кровь не имеет бодрости, необходимой для анимации наших тел.
Мастер не стал слушать, почему плохо делать операции летом; он высвободился из объятий друга и вернулся к столу.
– Вам лучше уйти к себе. – Флах пытался избавить Иоганна Якоба от неприятного зрелища. – Мы дальше сами.
– Я останусь.
– Как угодно. – И доктор присоединился к коллеге-хирургу.
Андреаса привязали пеньковой веревкой к столу – за руки и левую ногу, правую оставили свободной. Иоганн Каспар и доктор Флах разжали парню рот, и хирург вложил в него деревянную дощечку. «Чтобы язык не откусил», – догадался мастер. Капитан взял со стола ремень, затянул его на бедре Андреаса и начал вворачивать винт, который вдавил медную пластину в ногу с внутренней стороны.
– Турникет Петита, – уважительно прокомментировал доктор Флах.
– Да, из Франции привез, – подтвердил хирург.
Он выбрал самый длинный из ножей, приподнял правую ногу Андреаса, которую помогал ему удерживать на весу доктор Флах, и быстро провел узким лезвием полукруг по диаметру бедра с одной стороны, а потом с другой, нажимая на нож так, что сквозь рукав мундира проступили мускулы. Стальное лезвие рассекло кожу и мышцы и скрипнуло по кости – это было понятно даже ничего не сведущему в медицине мастеру. Иоганн Каспар делал надрез под углом; нож уходил от кожи внутрь и вверх по ноге. Уже с первым надрезом Андреас замычал и стал рваться из пут, но привязали его крепко. Было непонятно, пришел ли парень в сознание; его голова перекатывалась из стороны в сторону, руки и ноги напрягались, зубы отчетливо вгрызались в дерево, а из горла вырывалось мычание. Закончив с ножом, капитан бросил его на лавку и тут же схватил изогнутую костную пилу, которую уже совал ему в руку сын. Доктор Флах оттянул кожу и плоть на месте сечения, чтобы хирургу было легче добраться до кости:
– Тринадцать секунд, коллега, я считал! Порази-тельно!
– Говорят, в Англии есть хирург, который это делает за десять, – ответил Иоганн Каспар, однако было видно, что комплимент ему приятен.
Теперь Иоганн Каспар пилил. Мастеру казалось, что это не кончится никогда. Его вдруг стало тошнить – к вони, которая исходила от гниющей ноги, добавился запах жженой кости. Нога вначале сопротивлялась действию пилы – дрожала и дергалась, но с каждой секундой теряла силы и наконец сдалась врагу. Следуя за пилой, она еще несколько секунд безвольно раскачивалась из стороны в сторону, как подрезанная ветка, потом с хрустом отделилась от тела и начала скользить к краю стола.
– Фридрих! Опять замечтался? Держи! – крикнул хирург сыну, и тот вцепился в ногу, с трудом поднял ее и спустил со стола в приготовленное корыто.
Бедро было туго сдавлено турникетом, и крови на материи осталось немного. Иоганн Якоб видел, как хирург перетянул артерию и вену воловьими жилами, а потом стянул вниз кожу с окровавленными кусками мяса и перевязал получившийся мешочек веревкой под отпиленной костью, оставив отверстие в полкрейцера величиной. Туда он вложил очищенный кусочек лука и прижал к дыре моток мягких тряпок, смоченных каким-то раствором, от чего Андреас захрипел и выгнул спину.
– Мягкие ткани подкладываются под кость, чтобы со временем облегчить ношение протеза, – объяснил доктор Флах.
– Если будет кому облегчать, – цинично добавил Шиллер.
Он снял турникет, и тряпки мгновенно окрасились кровью. Несколько минут Иоганн Каспар стоял и давил на моток, пока кровь не остановилась. Тогда хирург сменил смоченный в растворе компресс и тонкой веревкой привязал его к культе. Андреас снова дернулся и замычал от боли.
– Серная кислота? – осведомился Флах.
– Вино, – рассмеялся хирург, – рекомендация доктора Гиппократа.
Кровь продолжала сочиться, что врачей, впрочем, не беспокоило. С помощью мастера они перенесли бессознательного Андреаса со стола на топчан.