«Все!» – Мастер вдруг почувствовал, что давление внутри исчезло. Андреас сполз с него и упрыгал к себе.
14
Иоганн Якоб проснулся от укусов. Это были клопы – бич Людвигсбурга, впрочем, как и любого другого современного европейского города. До сих пор мастеру удавалось их избегать; незваные гости появились в его кровати после того, как туда неделю назад впервые наведался Андреас. Вместе с клопами к мастеру пришло счастье. Счастье называло его «папиком» и каждую ночь топотало по бревенчатому полу: по пути к нему, а потом – по пути обратно, ненадолго останавливаясь в кладовке. Кроме клопов, с той ночи не переводилась и холодная телятина.
Каждый вечер Иоганн Якоб слышал из кухни страстные женские крики; сначала он ревновал, но, рассудив, что парень навещает его сразу после Марты, успокоился. Было непонятно, знала ли Марта о том, что происходило: после соития она впадала в глубокий сон. Днем же Андреас – даже один на один с мастером – не позволял себе никаких вольностей ни руками, ни словами, ни глазами. А если Марта о чем-то и догадывалась, то вида не подавала: она была женщина практичная и все, что хотела, получала – и от Андреаса, и от Иоганна Якоба. Чего же Бога гневить?
Андреас теперь часто выходил на улицу, а по воскресным дням они с Иоганном Якобом – пользуясь привилегией обербоссиерера – ходили за старый охотничий замок, в сады с узорными клумбами, укрытыми на зиму парусиной. Вскоре парусину сняли, появились цветы. За весну и лето друзья исходили все дорожки дворцового парка и знали здесь каждый куст. Иоганн Якоб начал рассказывать Андреасу мифы Древней Греции, иллюстрируя рассказы парковыми скульптурами. Раз мастер взял на прогулку Андреаса Иоганна, но его Андреас насупился, всю дорогу молчал и громко стучал протезом по гравию: он так и не смирился с мальчиком. Мастер поспешил отдать Андреаса Иоганна в ученики к Флаху, и тот стал жить при фабрике – это было лучше для всех. В воскресенье мальчик приходил к ним на обед, в другие же дни Марта, собирая мастера на работу, вместе с его едой передавала что-то и сыну.
Мастер водил Андреаса в лес и однажды привел на «их» место. Они лежали рядом на уже начинающей жухнуть траве; парень в который раз рассматривал цехин.
– А Венеция далеко?
– От Людвигсбурга – дней пять на дилижансе.
– Далеко, – вздохнул Андреас.
С самого начала их связи Иоганн Якоб с удивлением заметил, что совокупление доставляет ему меньшее неудобство, чем ректальное курение, хотя размеры инструмента парня намного превосходили медную трубку даже с насаженным на нее инжектором. Процесс даже доставлял удовольствие, правда, не физического свойства: мастер наслаждался страстными стонами Андреаса и его крепкими руками, грубо удерживающими Иоганна Якоба, который и так никуда не собирался убегать. При этом нога парня все норовила соединить ноги мастера и придавить их сверху к доскам кровати. Вкусы Андреаса разнообразием не отличались, и Иоганн Якоб, заслышав знакомый топот, ложился ничком и ждал. Он не гасил свечу – так с первого раза повелось – и продолжал следить за перипетиями жизни и смерти насекомых в промежутке между кроватью и столом. Его паук за это время значительно подрос.
Когда геморрой беспокоил Иоганна Якоба, физическая близость доставляла боль. Однажды вечером, когда у мастера, оправившегося после затяжного запора, начала идти кровь, он подошел во дворе к Андреасу и попросил его в этот день не приходить. Парень удивленно поднял брови – на такие темы они никогда не говорили, – потом огляделся и, убедившись, что их никто не видит, потрепал мастера по щеке. В эту ночь Андреас особенно долго брал Иоганна Якоба, который от боли забылся и пришел в себя от хриплого мычания мужчины, извергающего в него семя. Соскочив с мастера, Андреас вытер все еще набухший член, проведя кольцом из пальцев от его основания к головке, и стряхнул на пол нечто бледно-желтое, коричневое и красное.
Мастер устроил парня на конюшню, и теперь они ходили на фабрику вместе. Работа с лошадьми была тяжелая, но она нравилась Андреасу. Теперь по ночам, когда парень прискакивал к мастеру на одной ноге, к мускусному запаху мужского тела и чего-то женского стал примешиваться и навозный дух.
Иоганн Якоб исправно ходил на фабрику, но делами уже не интересовался. Весь его мир сузился до Андреаса: до их прогулок, скупых разговоров, ночных посещений. Мастер перебирал в памяти события прошлых дней и мечтал о грядущей встрече. Он перестал общаться с коллегами, больше не придумывал новые статуэтки и отбывал время, выполняя работу обычного боссиерера: собирал, склеивал, зачищал стыки, готовил вещи к обжигу.