- Да, конечно. - Спорить ни сил, ни желания не было.
К Федосеевичу он пришел, пьяно покачиваясь, уже далеко за полночь. Тот, выйдя на заливистый лай собаки, возмущенной поздним визитером под воротами, удивленно на него воззрился.
- Ти шо тут забув?
- Тебе просили передать…- Дмитрий взял руку председателя и с невероятным облегчением вложил в нее ледяную монету. Он не мог по пути разжать пальцы и выбросить этот кусок обжигающего льда, и пока дошел до дома «заказчика», думал, двинет кони. А жить-то хотелось, плюс обнадеживала мысль, что это всего лишь передача, а не ему «подарок». Что будет с получателем, он не думал, своя шкура она как-то дороже.
- Шо за… - Федосеевич очумело смотрел на свою руку, не отрываясь. Странная монета, попав на руку, обожгла холодом, вызывая странное оцепенение, а потом растворилась прямо в ладони. Словно всосалась в кожу.
- Прощай, Федосеевич,- Дмитрий грустно улыбнулся, не слишком сомневаясь в исходе, но, не имел возможности что-то изменить или как-то помочь. Да и особого желания не было. Ему б самому кто помог… Председатель, как-то досадливо скривившись, развернулся и ушел в дом, ни сказав ему не слова.
- Ну и ладненько. Будем считать, что мы в расчете. - Дмитрий попытался стряхнуть с себя странное отупение/равнодушие и медленно пошел в сторону остановки автобуса. Небо на востоке начало сереть, а значит, скоро будет идти утренний рейс. Машину он не брал на дело, так как в селе незнакомую машину заметят и запомнят моментально, а ему это явно не было нужно. И сейчас он мог себя только поздравить за такую предусмотрительность. За руль он бы сейчас не рискнул сесть. Руки трусились как у последнего пьяницы, и перед глазами все периодически плыло. Пора валить из этого странного села с «беззащитными» женщинами… В гробу я видал такие «плевые дела»… Лучше уж с братками на разборку идти, чем такое… Дмитрий пытался потихоньку приводить мысли в порядок. Дорога от дома, со странным охранником, до двора председателя заняла у него едва ли не полночи, хотя в обычное время это пятнадцать минут ходу. Но передачка попалась знатная… Не дай Бог еще такую ночку и такую передачу…
Он уехал утренним автобусом и только спустя полгода узнал, что председатель в ту ночь умер от сердечного приступа…
Гертруда
Гертруда как раз чистила чеснок, перебирая его и связывая в пучки, чтоб повесить сушить на зиму в сарай, когда во двор зашла Лиля с велосипедом. Лиля была местным почтальоном, разносила новости бумажные и естественно «живые». Причем вторые у нее были, как у любого жителя села, в приоритете. Невысокая, худощавая женщина средних лет, с русыми волосами, серыми веселыми глазами, одетая в джинсы и футболку, она была частым гостем в доме Гертруды. И причиной тому была не только почта. Просто Лиля сама по себе была радушной, милой женщиной, лишенной всяких претензий к «приезжим». С ней было легко и приятно общаться. Ее «серо-пошкарябанный» велосипед, жалобно поскрипывающий при каждом обороте колеса, возил свою хозяйку не один десяток лет, не обращая внимания на такие мелочи как облезлая краска и пришедшие в негодность некоторые детали. Сама Лиля ласково называла его «моя лошадка», так как без него не представляла своей жизни. В любую погоду она каталась на нем по селу, развозя письма, газеты, журналы.
Вот и сейчас она доставала из своей видавшей виды сумки почтальона два письма и журнал по вязанию.
- Гертруда, Вам знову листи.
- Це добре… Спасибі. Шо нового у нас в селі?
- Та багато чого…- задумчиво произнесла Лиля, явно перебирая в голове новости,- Ти чула, шо про кладовище кажуть?
- Шо?
- Та там таке… І розказувать соромно…- но, тем не менее, рассказать она явно хотела. Да и грех это - не рассказать все, что знаешь, хорошим людям.
Все село обсуждало неожиданную смерть председателя агрофирмы. Похороны прошли тихо, но поговаривали, что жена регулярно убирает с могилы человеческие фекалии, а на надгробие, судя по вони, кто-то регулярно мочится. Гертруде было неприятно слышать о столь странном поведение людей. Нет, она знала, что председателя многие не любили (было за что, надо сказать, но это - уже прошлое), а еще больше народу его просто боялось. Но вот это глумление после смерти было гадким. При жизни не смогли ничего противопоставить, так мстить после смерти? Глупо.
Причины сердечного приступа называли разные, но особо популярной среди односельчан была версия о том, что Федосеевич просто «удавился от жадности, так как цветоводше деньги выплатил».