– А вот и наша добыча! – сказал мой друг. – Будьте осторожны!
Лестрейд запустил руку в карман, где у него, без сомнения, лежал пистолет, и нервно сглотнул.
– Проходите, пожалуйста! – крикнул мой друг.
Дверь открылась.
Вошел не Верне и не Хромой Доктор. Появился арабский уличный мальчишка, из тех, кто зарабатывает на побегушках, – «из конторы “Волка ноги кормят”», как говорили во времена моей юности.
– Господа, – сказал он, – есть ли тут мистер Генри Кемберли? Один джентльмен поручил мне передать ему записку.
– Да, это я, – ответил мой друг. – А что вы можете рассказать мне об этом джентльмене? Скажем, за шесть пенсов?
Паренек, сообщивший, что его зовут Уиггинс, попробовал монетку на зуб, спрятал, а потом сказал, что веселый малый, который дал ему записку, был высок, темноволос и курил трубку.
Эта записка сейчас у меня, и я беру на себя смелость привести ее тут целиком.
Уважаемый сэр!
Не стану называть Вас Генри Кемберли, ибо присвоить это имя Вы не имеете оснований. Меня удивило, что Вы не назвались своим подлинным именем: это доброе имя, и оно делает Вам честь. Я читал Ваши работы – все, что смог достать. Мы даже вели с Вами весьма оживленную переписку касательно Вашей работы о динамике астероидов.
Мне было безмерно приятно увидеться с Вами лично. Не сочтите за дерзость, но вот Вам несколько подсказок, могущих оказаться полезными в профессии, которую Вы ныне себе избрали. Начнем с того, что у человека, курящего трубку, могла оказаться в кармане совершенно новая трубка и при этом не оказаться табака, но это крайне маловероятно – не более вероятно, чем встретить театрального агента, который понятия не имеет о принятом в театральной среде обычае выплачивать актерам гонорар за тур, и к тому же в компании неразговорчивого отставного офицера (Афганистан, если не ошибаюсь). Кроме того, как Вы очень верно заметили, в Лондоне повсюду есть уши, и я бы не советовал вам садиться в первый же подъехавший кэб. У кэбменов уши тоже найдутся, если оные кэбмены захотят применить эти органы к делу.
Вы, безусловно, были правы, предположив, что это я заманил полукровку в меблированные комнаты в Шордиче.
Если Вас это утешит, могу сообщить, что, изучив склонности принца касаемо проведения досуга, я сказал, что доставил ему девушку из монастыря в Корнуолле, которая в жизни не видала ни одного мужчины, и, стало быть, его вид и прикосновение наверняка сведут ее с ума.
Если бы эта девушка поистине существовала, он вкушал бы ее безумие, наслаждаясь ее телом, он высосал бы ее разум, точно сок из мякоти спелого персика, оставив лишь кожицу и косточку. Я видел, как они творят ужасы и пострашнее. Это не та цена, которую стоит платить за мир и процветание. Эта цена слишком высока.
Мой добрый доктор, который разделяет мои убеждения и который в самом деле написал нашу пьесу – у него есть талант к увеселению публики, – ждал нас, держа наготове свои ножи.
Эта записка – не вызов, не «поймай меня, если сможешь», ибо мы с доктором уже покинули город и Вы не найдете нас; нет, я пишу, дабы сказать, что мне было приятно хотя бы на мгновение почувствовать, что у меня достойный соперник. Куда достойнее, чем нелюди из-под земли.
Боюсь, «Лицедеям со Стрэнда» придется искать себе нового премьера.
Не стану подписываться «Верне», и пока не закончится охота и не восстановится мир, молю Вас вспоминать меня под именем
Инспектор Лестрейд выбежал из комнаты, созывая своих людей. Они заставили юного Уиггинса отвести их туда, где ему передали записку, – можно подумать, актер Верне ждал их там, покуривая трубку. Мы с моим другом посмотрели на них из окна и покачали головами.
– Они остановят и обыщут все поезда из Лондона и все корабли, отплывающие из Альбиона в Европу и в Новый Свет, – сказал мой друг. – Будут искать высокого мужчину и его спутника, который слегка прихрамывает. Они закроют вокзалы и порты. Блокируют все выезды из страны.
– Вы думаете, их поймают?
Мой друг покачал головой:
– Возможно, я ошибаюсь, но готов поспорить, что сейчас они примерно в миле от нас, в трущобах Сент-Джайлза, куда полицейские заходить не осмеливаются – разве что вдесятером. И эти двое станут прятаться там, пока не стихнет шум. А потом опять возьмутся за свое.
– Почему вы так думаете?
– Потому что, – ответил мой друг, – на их месте я бы поступил так. Кстати, записку лучше сжечь.
Я нахмурился:
– Но ведь это улика.