Лакан настойчиво формулирует объект а, начиная с семинара VIII (1960/61 г.), посвященного переносу, где объект этот — объект–причина желания; объект этот непредставим как таковой, даже если отождествить его с одним из четырех частичных объектов — грудью, фекалиями. взглядом, голосом. Жижек пишет, что в строгом смысле слова, в связи с той ролью, которую объект а играет в экономике интерсубъективных отношений, это — анальный объект, «экскременты — объект а в смысле несимволизируемого излишка, который остается после того, как тело символизировано, вписано в символическую сеть» [15:178]. Субъект отделен от этого объекта как от части самого себя, и именно эта его отделенность, его невключенность в сеть означающих конституирует его как фантазмический объект желания.
Лакан определяет этот объект не просто как то, на что направлено желание, а как то, что это желание порождает, объект а — объект–причина желания [objet cause du désir]. В том же VIII семинаре Лакан связывает объект а с другим своим понятием, которое он находит в «Пире» Платона, — агальма. У древних греков агальма — прославление богов, подношение им, маленькая статуэтка божества. Агальма — драгоценный объект, но ценность его заключена в связи с Другим. Подобным образом и объект а — объект желания, который мы настойчиво ищем в другом. Жижек называет эту неуловимую тайну бытия «сокровищем, объясняющим уникальный характер моей личности». Признание меня уникального, ни на кого не похожего благодаря этому сокровищу, этой отличительной черте приходит извне, от Другого, который, «признавая меня в моей уникальности, становится Господином» [15:172]. Этот объект — невидимое сокровище и отход символизации, несимволизируемый остаток и нехватка бытия. В семинарах 1966/67 и 1968/69 годов Лакан подчеркивает, что непредставимость этого ускользающего объекта ведет к тому, что он функционирует как нехватка бытия. Нехватка эта восполняется драгоценным материальным объектом, типа зажигалки из «Незнакомцев в поезде» Хичкока [14:20].
В семинаре 1969/70 г. по аналогии с прибавочной стоимостью Маркса Лакан определяет объект а как причину прибавочного наслаждения [plus–de–jouir]. Объект а — избыток наслаждения, которое не имеет потребительской стоимости. И, наконец, в семинаре 1974 года объект а обретает исключительный статус звена, связующего три регистра лакановского психического аппарата. Он помещается в центр Борромеева узла, в той области, в которой перекрываются символическое, воображаемое и реальное.
Пример объекта а, пример «самый знаменитый в популярной культуре» Жижек находит у Хичкока. Это — Макгаффин, то, что ускользает от взгляда, та «тайна«, которая запускает действие, но которая сама по себе совершенно безразлична [13:181–2, №13). И объект а, и Макгаффин — пустая форма, которую каждый наполняет своей фантазией. Сам Хичкок подчеркивает: «Главное, что я вынес для себя, что Макгаффин — это ничто» [29:75]. В «Леди исчезает» это — популярная мелодия, в «39 ступенях» — механическая формула для конструирования самолетного мотора, которую шпионы «записывают» в мозгу мистера Мемори, чтобы вывезти из страны. «Чистейший Макгаффин» представлен в кинофильме «К северу через северо–запад»: «В чикагском аэропорту человек из ЦРУ объясняет ситуацию Кэри Гранту, и тот в недоумении обращается к стоящему рядом, имея в виду Джеймса Мейсона: «Чем он занимается?» А этот контрразведчик: «Можно сказать, вопросами импорта и экспорта». — «Но что же он продает?» — «Государственные тайны». История с появлением этого слова описывает его характер: «Это, по всей вероятности, шотландское имя из одного анекдота. В поезде едут два человека. Один спрашивает: «Что это там, на багажной полке?» Второй отвечает: «О, это Макгаффин». — «А что такое Макгаффин?» — «Ну, как же, это приспособление для ловли львов в Горной Шотландии». — «Но ведь в Горной Шотландии не водятся львы». — «Ну, значит, и Макгаффина никакого нет!» Так что видите, Макгаффин — это, в сущности, ничто» [29:74]. Макгаффин, объект а, будучи ничем, структурирует все отношения между субъектами.
У Хичкока находит Жижек и еще один едва заметный на первый взгляд момент, который полностью меняет восприятие всей ситуации, всех отношений. Когда мы замечаем какой–то штрих, меняется и вся картина. Этот штрих — пункт пристегивания [point du capiton], точка, исходя из которой, все начинает выглядеть по–иному. Буквально — это место прикрепления обивочной ткани к мебели, точка скрепления, в которой соединяются два разнородных материала. Это — стежок, в котором неожиданно происходит скрепление означающего с полем значений. «Совершенное выражение эффекта» пункта пристегивания Жижек подмечает в кинофильме «Иностранный корреспондент» — вращение крыльев мельницы в обратную сторону в кинофильме. Эффект этот заключается в том, что заурядная, знакомая ситуация неожиданно превращается в пугающую, жуткую [12:55]. Этот пункт «говорит»: что–то не так, что–то здесь неладно. Причем пункт этот, например обратное вращение крыльев мельницы, будучи сам по себе бессмысленным, меняет восприятие всей сцены, меняет значение всех остальных ее элементов. В связи с этим ничего не значащим пунктом пристегивания, задающим все значения, Жижек говорит о фундаментальном парадоксе этого самого пункта: «Жесткий десигнатор. стабилизирующий ту или иную идеологическую форму, останавливая скольжение ее означающих, не является точкой максимальной плотности значения» [4:105]. В идеологическом пространстве пункт пристегивания служит неким понятием, придающим конкретное значение остальным понятиям. Так, «свобода», «государство», «справедливость», «мир» обретают одно значение, когда появляется «коммунизм», другое — когда они скрепляются «либеральной демократией» [4:108].