— Ты что, сбрендил? — Настя возмущенно смотрела на друга. — Ты чего себя так вел? Это же… Это же…
Она развела руками, не зная, как высказать одним словом все, что хотела.
Они сидели в комнате Саши, куда их отправили после обеда и обещанного печенья. Тетя Наташа осталась на кухне с тремя тренерами. Они уже минут сорок о чем-то там разговаривали. Дети все это время сидели тихо-тихо, как мышки, в надежде разобрать хоть что-то из разговора. У них получалось плохо и, наконец, не выдержав, Настя решила потребовать у Сашки объяснений. Правда сделала она это шипящим шепотом.
Друг одарил ее хмурым взглядом и отвернулся.
Так. Эту гримасу она знала. Будет в молчанку играть.
— Саш, ну ты чего? Ты же так этого ждал? — растерявшись, спросила Настя. И перелезла по кровати так, чтоб видеть его лицо. — Это же шанс! Тот самый! Тебя заметили! Тебя в команду возьмут!
Она так сильно хотела, чтобы это было правдой. Внутри все просто горело и танцевало при одной только мысли, что Сашка сможет стать настоящим хоккеистом. Самым настоящим! И самым лучшим из всех-всех!
— А я, может, уже этого и не хочу, — буркнул Сашка вдруг, и снова отвернулся.
Настя обалдело уставилась на его затылок. Моргнула. Решила, что ослышалась, и опять полезла заглядывать ему в глаза.
— Ты — точно сбрендил! — заключила она, рассматривая поджатые губы друга. — Как это — не хочешь? Ты же всегда мечтал стать хоккеистом. И вот…
— Что «вот»?! — Сашка вдруг вскочил на ноги. — Что? Ты — что, маленькая? Не понимаешь, что ли? — он посмотрел на нее почти зло.
— А ты у нас взрослый, что ли? — Ничуть не испугавшись, хмыкнула Настя и растянулась на кровати во весь рост. Не очень большой, правда. — Саш, ну ты что? Что я не понимаю?
Она внимательно-внимательно смотрела на его грустные глаза и на решительно выдвинутую вперед нижнюю челюсть.
— Ничего, — опять проворчал друг и отошел к окну.
«Ну и?», хотелось спросить Насте.
Вместо этого она вздохнула и, закрыв глаза, сделала вид, что задремала. И никакие-такие мальчишки-грубияны на нее тут не кричали. И, вообще…
— Ты чего так на этого Дмитрий Валерьевича тогда уставилась? — голос Сашки был подозрительным и недовольным.
Настя удивилась и раскрыла глаза, посмотрела на друга.
— Ничего. — Она пожала плечами. — Он просто такой… Я не знаю, даже. Не как все, что ли. Кажется, как актер или еще какая звезда. Странно смотреть на такого человека среди нас. Словно он не такой, не обычный. — Она перевернулась на живот и посмотрела на друга. Но тот глядел в окно, и нельзя было понять, что он думает. — Да и мама твоя, видел, как на него смотрела, — хихикнула Настя, вспомнив, как они вернулись домой. — И он на нее. Как две стату?и застыли, и глядели, глядели. Даже Эдуард Альфредович засмеялся.
Настя улыбнулась смешной заминке, которая случилась, когда все стали знакомиться.
— Ста?туи, — поправил друг. Казалось, он разозлился еще больше. — И, вообще, причем здесь мама? Она взрослый человек! И свободная.
— А я, что, занятая? — удивилась Настя, не поняв логики. По поводу возраста спорить было нечего, что против правды скажешь?
— А ты — моя! — вдруг огрызнулся Сашка. — Мой… Друг. Лучший, — пояснил он, видя, что Настя растерянно хлопает ресницами и с удивление смотрит на него.
— Саш, так я же не перестану быть твоим другом, если посмотрю на кого-то минуту, — совсем растерялась она.
Села назад на кровать и запустила пальцы в волосы. Те, конечно же, были короткими, чтобы, не дай Бог, вши не завелись. И от того, что их вечно стригли, от природы кудрявые, они торчали в разные стороны, как смешная шапка.
— Ты что, из-за этого сердишься? — Настя посмотрела на Сашку. — Ты что. Я же для тебя… За тебя… Я же… — она не могла подобрать слов, чтоб рассказать, передать, что на все-все для него готова. И не нужен ей никто больше. Разве он не знает? — Мне же больше и не нужен никто, Саш. Ты же и мой лучший друг. Вот, хочешь, я тебе поклянусь? Хоть на крови? — Настя вскочила, вдруг придя в восторг от такой идеи.
В книжках же так и делали! Тогда он точно поверит, и больше не будет сердиться!
Но Саша только усмехнулся, отчего-то грустно, и покачал головой.
— Не надо, Насть, ты чего? Мелкая ты еще, с кровью связываться. Еще в обморок грохнешься, — поддел он ее.
Теперь уже Настя обиделась и сдвинула брови. Отвернулась.
«Дите-дите». Он смотрел на нее, и не мог успокоить всего того, что вдруг закрутилось, завертелось, сжалось внутри, когда он понял, что может случиться. А она обижается. До сих пор не поняла. Двенадцать лет через месяц, а, и правда, два плюс два сложить не может, как ребенок. И так за его интересы, за его удачу радуется. Не понимая, что все сразу он получить не может.